В результате всей этой бурной деятельности двадцать пятого декабря Панкратьева была в офисе застройщика с чемоданом денег, а уже двадцать шестого они вместе с Федькой ходили по квартире и гладили голые бетонные стенки, обсуждали, в какой цвет эти стенки красить, какой пол настилать, какую плитку выкладывать и какую закупать мебель. Панкратьева понимала, что въедут они сюда еще очень не скоро, но радости ее не было предела. Все было точно так, как она хотела. Еще когда она увидела эту квартиру не на плане, а вживую, незадолго перед покупкой, Панкратьева вспомнила свой давешний детский сон. Сон этот периодически повторялся и сопровождал Панкратьеву практически всю жизнь. Ей снилась огромная комната с соломенного цвета дубовыми полами. В комнате было много окон с белыми полупрозрачными хлопковыми занавесками. Занавески развевались на сквозняке, а Панкратьева сидела на полу и была счастлива. Вот и в этой квартире, как в том сне, была огромная гостиная с пятью окнами. Панкратьеву не покидало ощущение, что она вернулась домой. С лица ее не сходила блаженная улыбка.
Федька радовался вместе с матерью. Больше всего ему понравился собственный отдельный туалет.
– Наконец-то у меня свой горшок будет и ванна. Буду в ней лежать весь в пузырях и учебники почитывать, – мечтал он вслух.
– Шиш тебе, а не ванна с пузырями. Душем обойдешься. Дай бог мне с долгами рассчитаться и хотя бы на душ заработать.
– Может, мне куда работать пойти? – Федька честно предлагал свои услуги в деле погашения долгов.
– Посмотрим, ты, главное, свою основную работу хорошо делай. Я учебу имею в виду.
– Ха! Я ж теперь скоро отличник буду. Видела, какие мне оценки за полугодие светят?
– Видела, только не понимаю, почему ты эти оценки раньше, без моего над тобой строгого контроля, получать не мог? – вполне резонно спросила Панкратьева у сына.
– А мне нужно материнское тепло, забота и участие!
– Ремень тебе нужен и сильная отцовская рука.
– Зря ты Алика выгнала, могла бы с ним договориться, он бы меня слегка поколачивал в выходные. И денег бы тебе подбросил на ремонт. А теперь вот без пузырей придется мне… Вечно на мне экономят!
Панкратьева обняла сына за плечи и чмокнула в щеку:
– Не переживай, сынок, мы себе нового Алика найдем, лучше прежнего. Давай я тебя домой отвезу, а сама пойду купальник себе куплю. А то у тебя труселя новые, а я как Золушка неумытая рядом с тобой, таким красивым, буду.
– Мам! А режим строгой экономии как же?
– На купальник у меня заначка осталась малюсенькая.
– А можно мне к Павлику? – жалостно попросил Федька.
Панкратьева внимательно посмотрела на него и сделала свирепую рожу.
– Понял, не дурак! Только не бей, – сказал он, закрывая голову руками.
– Не получится, – ответила Панкратьева и со всей силы шлепнула его по заднице. Рука нестерпимо заболела.
– Чего-то попа зачесалась, – сказал Федька, – не знаешь почему?
С этими словами он выскочил из квартиры, и Панкратьева погналась за ним по лестнице.
Отвезя Федьку домой, она направилась в магазин и перемерила там все купальники. Возмущению Панкратьевой не было конца. Она всегда считала себя стройной, но из всех самых больших купальников, которые предлагались к продаже, у нее вываливалась не только попа, но и грудь, что было и вовсе странным. Вконец измучив девушку-продавца, Панкратьева купила у нее легкий халатик. Халатик был несколько более, чем хотелось бы, пикантным, но все-таки передвигаться по номеру в присутствии взрослого сына в нем было можно, а главное, он не занимал в чемодане много места. В следующем магазине ее ждало то же самое. Панкратьева окинула взглядом девушку-продавца и задала ей провокационный вопрос:
– Девушка, у вас в магазине есть хоть один купальник, который вы сами бы на себя надели? Если есть, то несите.
Девушка задумалась, потом лицо ее просияло.
– Есть! – сказала она, подняв палец кверху. – Наша хозяйка себе оставила, а потом у нее планы поменялись, он так в подсобке и лежит. Сейчас принесу.
Купальник был черным в белый горошек и очень напоминал так любимую Панкратьевой «куриную лапку». Кроме того, он абсолютно подходил Панкратьевой. Ничего из него не вываливалось и не выпирало. Все, что нужно подчеркнуть, подчеркивалось, а что не нужно – было прикрыто.
– Однако знает ваша хозяйка толк в купальниках, только для чего она все остальные закупала, непонятно, – сказала она девушке, разглядывая вешалки с товаром. – Может, это для подростков все? Хотя если вспомнить девочек из класса моего сына, то на них даже мой купальник не налезет.
К купальнику они с девушкой подобрали замечательное черно-белое парео и пляжные тапочки, тоже черные в белый горошек.
Девушка, оглядывая Панкратьеву, заметила, что на пляже равнодушных остаться не должно. Панкратьева согласилась, она и сама себе нравилась. Теперь можно было смело лететь навстречу Новому году.
Тимонин
Виктор Иванович Тимонин был настоящим полковником. Он всегда мечтал быть военным. И когда учился в Суворовском училище, и когда оканчивал артиллерийскую академию. На службе в армии, правда, пыл его несколько поутих и розовые романтические очки с глаз сползли. Тем не менее служил Тимонин исправно, как все, мотался по гарнизонам. Сначала в Прибалтике, потом в Сибири. Жена безропотно ездила вместе с ним. Они познакомились и поженились, когда он еще учился в академии. Наташа работала в парикмахерской неподалеку. Тимонину решительно не нравились девушки, посещавшие танцы в их академии, и когда он встретил Наташу, то сразу же решил жениться. Наташа была умная, красивая и имела предпринимательский талант. Она потихоньку спекулировала иностранной косметикой. И даже когда они переезжали из города в город, она везде находила выходы на торговых работников и свою клиентуру. Тимонину эта предприимчивость жены нравилась. Наташа не бесилась от скуки, как многие офицерские жены, а занималась конкретным делом. Детей у них не было довольно долго, однако после длительного лечения у разных докторов и посещения лечебных санаториев с их грязями и мазями, Наташа наконец родила Тимонину дочку, которую они назвали Машей. Так как ребенок был такой долгожданный и поздний, Тимонин с женой не могли на девочку надышаться и всячески ее баловали.
Когда началась перестройка, дела в армии пошли совсем наперекосяк, и Тимонин принял решение уйти в отставку. Собрал семью и вернулся в Ленинград к матери в двухкомнатную хрущобу. Нельзя сказать, что мать приезду сына с семьей обрадовалась, но на улицу их не выгнала, и на том спасибо. Начались самые неприятные годы в их жизни. Маленькая Маша в сыром питерском климате постоянно болела, Наташа ругалась со свекровью, а Тимонин никак не мог найти работу и перебивался случайными заработками.
В конце концов Наташа не выдержала, забрала ребенка и уехала в Италию к сестре. Сестра ее вышла замуж за итальянца еще в советское время и жила вполне припеваючи. Тимонин по поводу отъезда жены, конечно, расстроился, но осуждать ее за это не мог. Он прекрасно понимал, что не может обеспечить жену и дочь, создать им приличные условия для существования. Кроме того, Тимонина очень радовал тот факт, что Маша в Италии совершенно перестала болеть. Через некоторое время Наташа освоилась, приспособилась к итальянской жизни и вышла замуж за настоящего макаронника. Алессандро имел макаронную фабрику и торговал своими макаронами по всей Италии. Наташа попыталась торговать макаронами мужа в России. Дела у нее пошли успешно, и она стала часто приезжать на родину. А так как с Тимониным они расстались по-людски, без скандалов и мордобития, то Наташа привозила к нему Машу и оставляла ее, пока сама занималась бизнесом.
