Ошарашенная, я зашла на официальный сайт Министерства образования. За три месяца с момента подписания нового закона, который уже применялся в школьной среде, не было сделано ни одного упоминания о нем. Также ни слова об этом в циркуляре, адресованном министром персоналу Министерства образования в честь начала школьного года. Неизвестно, были ли они вообще проинформированы.
Закон был необходим, поскольку, если рассчитывать лишь на добрую волю директора, шансы на решение проблемы сокращаются. В таком случае нет никакого интереса в том, чтобы заявлять о наличии проблем. Премии и повышение зарплат зависит от благосостояния колледжа. Надо, чтобы было наоборот: сделать главной целью руководства сокращение количества жертв и наказание обидчиков, организацию специальной политики – и за это давать премии.
Будучи директором, я бы действовала вопреки своим интересам, если бы оглашала факты насилия среди учеников моей школы. Это бы значило, что я рискую понести потери, лишиться премий или быть уволенной. Итак, я предпочла бы преуменьшать масштабы и говорить, что все хорошо.
15 апреля, когда мы встретились с директором, кто-то из сопровождающих нас вздохнул: «Ничего не понимаю. У нас же такой спокойный колледж».
Я подпрыгнула: «Вы шутите? Моя дочь мертва, а вы называете колледж спокойным?» Они отказывались принимать реальность. Они были уверены в собственной безупречности, спрятавшись за свое право хранить молчание. Когда я задавала вопросы, мне всегда заявляли о «праве хранить молчание».
Надо перестать соглашаться. Надо посмотреть смерти в лицо. Я знаю, что такое видеть смерть и не хочу, чтобы хоть один родитель пережил то, что пришлось пережить мне. Отныне это моя битва.
Глава 14
Действовать, действовать быстро!
«Проблема общественного здоровья»
Просто кричать о школьном насилии – это безрезультатно. Нужно предлагать конкретные решения. И я хочу бороться до тех пор, пока их не найду.
Поскольку были зарегистрированы смерти по причине насмешек, Сеголен Руаяль, министр школьного образования с 1997 по 2000 год, выдвинула законодательный проект по борьбе с этим варварским явлением. Получается, когда хотим – мы можем.
Прежде всего не надо обманывать себя. Речь идет о насилии не только в школе, но и за ее пределами. По большому счету детей продолжают преследовать на улицах, дома посредством сообщений… Все средства хороши.
Феномен травли потому и стал таким серьезным и опасным – он не ограничен школой. Маленькая жертва не имеет возможности расслабиться ни на минуту, отдохнуть, перевести дух дома, в безопасности. В тишине можно было бы довериться братьям, сестрам, родителям. Должно быть, очень сложно возвращаться в класс, когда понимаешь, что даже дома не сможешь восстановить свои силы. Смс сыплются, сообщения на «Фейсбуке» летят как бомбы… Битва продолжается всю ночь, если это необходимо.
«Министерство образования обязано защищать учеников от всех типов насилия, включая мелкое ежедневное, которое, несмотря на то что не особо заметно, становится причиной более трагических событий» такова официальная политика, о которой в рамках «преобразования школ» заявил Винсент Пейон. С ноября 2012-го среди школьного персонала были отобраны 500 человек, ответственных за безопасность и предотвращение. Где они, кто они?
Неудивительно, что они невидимы. 500 человек на 64 000 школ и 12 миллионов учеников – это просто смешно. Не нужно оставлять детей один на один с мучителями и с трусостью приятелей, которые не осмеливаются подняться против группы насмешников. Не нужно ждать чьей-то смерти, чтобы начать шевелиться. Тушить пожары – это хорошо. Но гораздо лучше их не допускать.
В общественных местах с целью защиты от курения установлены детекторы дыма. Если бы только существовали детекторы тиранов и детекторы жертв! Если бы в случае опасности включалась сирена как при пожаре!
Сегодня преподаватели, воспитатели и все, кто следит за детьми в школах, недостаточно обучены, чтобы учуять драму, которая назревает. Нужен специальный персонал. Например, медсестры, которые могли бы хранить молчание и чувствовать, каким детям нужна помощь. Или можно было бы организовать дежурство возле домов таких детей. Следует привлечь внимание всех воспитателей к данной проблеме и научить их определять конфликты на ранних стадиях. Некоторые преподаватели, например, физруки, пригодились бы, чтобы определять наиболее хрупких учеников. Есть сигналы, просто нужно их знать.
Нужно знать, что школьная травля может выражаться в форме физического или психологического насилия. Если с первым все понятно – не так трудно заметить синяки, удары, швыряние предметами, жесты или опасные игры во время школьных перемен. Во втором случае речь идет о постоянных оскорблениях, всеобщем бойкоте, угрозах, шантаже, клеветнических слухах… Иногда тираны совмещают физические и психологические атаки.
Я настаиваю на том, что колледж – это опасное место. В начальной школе ребенок постоянно под наблюдением одной учительницы, которая может заметить изменения в его поведении. Иногда она даже сопровождает детей в столовой, на переменах, в туалете… Можно понять, когда ребенок замыкается в себе, отвергается другими, плохо играет или плохо ест. В колледже преподаватели меняются каждый час. Иногда они не видят учеников по две недели. Система устроена так, что преподаватели не знают, что происходит между занятиями: в коридорах, столовой, школьном дворе… Нет их также в раздевалках – этом ужасном замкнутом пространстве, куда нет доступа учителям физкультуры и где ты, Марион, ощущала себя загнанной в ловушку.
В начальной школе можно принимать какие-то предупредительные меры. Но как уследить за всеми учащимися колледжа? На мой взгляд, есть только одно средство, которое могло бы позволить сократить риски: проведение уроков в одном классе. Преподаватели, наоборот, переходили бы из одного зала в другой. Это помогло бы избежать преследования в коридорах, когда одного ученика окружают всей группой. Это также принуждало бы учеников держать себя в руках, поскольку после урока тут же начинался бы следующий. Было бы также покончено с опозданиями и давкой на лестницах.
В некоторых частных школах расписание занятий в колледже похоже на расписание в начальной школе. Иначе говоря, дети находятся в школе с 9 до 16 часов. Тогда как в большинстве школ дети предоставлены самим себе уже в 15 и вполне могут быть зажаты в угол своими преследователями прямо на улице.
Мне также кажется, что преподаватели должны собираться каждые две недели и подводить итоги по каждому отдельно взятому классу. Высказывать предположения, сравнивать впечатления… Тогда есть шанс обнаружить ребенка в беде и защитить его, помочь, а тех, кто сделал ему больно, – наказать.
Наконец, я не понимаю, почему вообще допускают нарушения дисциплины. Есть правила, которые необходимо соблюдать, чтобы человеческое общество функционировало гармонично. В данном случае, ослабляя требования дисциплины, мы предаем наиболее слабых детей закону джунглей. Сильнейшие, глупейшие, менее работящие оказываются на высоте, какая жалость!
