Алка говорила, делая вид, что разглядывает витрину. Вася очень серьезно кивнул.
– Ты умеешь превращать в дракона? – спросил он.
Алка отрицательно мотнула головой.
– Я пишу стихи, – сказала она.
– Это обязательно? – спросил Вася.
– Нет, – ответила Алка.
«Это какой-то безумный треш, надо заканчивать», – подумала она, резко развернулась и попыталась уйти.
– Можно я тебя поцелую? – спросил Вася.
Алка медленно кивнула. Вася чмокнул ее в щечку и прислонился к ней лбом. Алка обняла его и прицепила жучок к рюкзаку.
Она осмелилась прочитать сообщение на телефоне только в вагоне метро, до этого ей все время казалось, что Вася идет следом.
От Хантера:
«Яков говорит, что он уже все понял и что ты можешь уходить».
«Хорошо быть Яковом!» – подумала Алка.
В ответ она написала:
«Неужели я тоже была настолько неадекватна, когда каталась на коньках с Фростом».
«С тобой было гораздо скучнее!»
«Зараза!»
«С почином! Тебя ждет тортик! Чмоки!»
* * *
– Бывший вундеркинд, – объяснил Яков, пока все поедали заработанный Алкой тортик. – Типичный случай.
– А разве они бывают бывшими? – удивилась Алла. – В первый раз такое слышу.
– Потому что бывший вундеркинд никому не интересен, – вздохнул Яков. – А так они почти все становятся бывшими.
И он рассказал печальную историю большинства одаренных детей. Говорят в полгода, читают в два, в школу идут в пять, перепрыгивают через классы… А потом начинается переходный возраст, перестройка мозга – и все, «баста, карапузики, кончилися танцы».
– А мозг тут при чем? – не поняла Алка. – Переходный возраст – это же гормоны.
– Меньше читай интернет, – сказал Хантер, облизывая ложку, – эй, Зёма, ты какой кусок ешь?!
– Второй! – неубедительно ответил Земекис и зажевал быстрее.
– Прохор совершенно прав, – улыбнулся Яков Ильич. – Главные изменения происходят в мозгу. Системная перестройка, человек начинает думать совсем по другому принципу… Впрочем, это детали. Для вундеркинда главное, что он перестает быть вундеркиндом. Обычно это случается в вузе, но Василий у нас очень ранний.
– Ну перестал и перестал, – пожала плечами Алла, – тоже мне трагедия. Миллионы людей так живут!
– Думаешь? – прищурился Яков. – А вот представь, что ты вдруг… например, стала хромой. Или оглохла.
Алка представила и поежилась.
– А ведь миллионы людей так живут. И ничего. Так что у мальчика сейчас реальная трагедия. Спасибо, ты помогла разобраться.
– Он ведь на бумаге до сих пор вундеркинд, – подала голос Пантера. – А сейчас я порылась в сетях, почитала, что о нем говорят… Короче, наш парень ворует контрольные, чтобы на пятерки все сдавать.
– И что теперь делать?
– Он же залип на книге, правильно? – Яков полез в стол и достал истрепанный томик. – Попробуем клин клином. Подсунь ему, скажешь, что это задание Македонского.
На истертой обложке с трудом читалось: «Записки юного врача», Михаил Булгаков.
* * *
Никогда еще у Алки не было таких насыщенных осенних каникул.
С утра она шла к Якову, и часа четыре он ей рассказывал о чем угодно. О мозге подростков, об особенностях психики суицидников. Не какие-то абстрактные теории, а случаи из собственной практики. Оказывается, пока его не выжили из Института практической психологии, он успел поработать с десятками, а то и сотнями проблемных подростков.
Потом ехала на автодром, где ее ждал Александр. На автодроме она торчала, пока не подходило время вечерних тренировок. Боревский очень нервничал, боялся, что Алку увидят за рулем, и выгонял ее.
Вечером возвращалась домой, читала книги, которые подсунул Яков.
Ей казалось, она стала старше лет на сто.
Через день она встречалась с рыжим Васей. Письмо Македонскому Вася накатал на пяти листах бисерным почерком, Якову пришлось сканировать и увеличивать, чтобы разобрать. Но в целом Яков был доволен «прогрессом».
Алка никакого прогресса не видела. По ее мнению, Вася не сдвинулся с мертвой точки, хоть Булгакова и прочитал. Она выслушивала его, гуляла с ним по парку и даже читала ему свои стихи.
Как показала прослушка, мальчик давно бросил занятия шахматами, вместо них ходил куда-нибудь в шумное место с выключенным телефоном и до истерики боялся сдать ЕГЭ по математике меньше чем на 100 баллов, с чем и были связаны обе попытки суицида.
По просьбе Якова Алка старалась выяснить, что Васе может быть интересно, но пока страх в нем был сильнее всего. При упоминании экзаменов Вася терял адекватность.
– Неужели его родители ничего не замечают? – удивилась Алка.
– Замечают, – сказал Яков, – но трактуют по-своему. По их мнению, у сына подвижная психика, как у всякого гения.
– А то, что он с крыши пытался прыгнуть? – воскликнула Алка.
– А вот этого родители не знают, – мягко сказал Яков.
– Да как же можно этого не знать! – воскликнула Алка и прикусила язык. Ее родители тоже были не в курсе.
Яков внимательно посмотрел на Аллу.
– Ты тоже мало знаешь о своих родителях, – сказал он.
– Да знаю я все, – отмахнулась Алка.
И подумала о маме. С которой перестала разговаривать совсем. Которой, наверное, нелегко. О папе, который стал приходить почти вовремя, но ночует исключительно в гостиной на диванчике.
Но тут же одернула себя – мама с папой взрослые люди, сами разберутся.
– Яков Ильич, а почему, когда вы меня обрабатывали, Фрост со мной только раз встретился? А я вожусь с Васей уже неделю?
– Потому что ты сильная, – сказал Яков, – в тебе я был почти уверен сразу. А Вася, если надавить, даже с крыши не спрыгнет. Сядет и будет плакать. А нам нужно вывести его на действие…
* * *
Однажды, пока Алка гуляла с Васей, ей позвонила Вера и попросила о встрече.
Алка порадовалась тому, что Вася перестал вздрагивать от телефонных звонков, и честно сказала Жести, что занята и никак не может.
В конце концов, Вера тоже взрослый человек и тоже сама разберется.
А Алка сильная. Сможет отключить эмоции. И будет делать то, что правильно.
Вернее, то, что считает правильным Яков.
* * *
Алка с Яковом уединились на кухне. Было в этом что-то… значительное.
– Итак, твои идеи по поводу Васи? – Яков Ильич смотрел в глаза прямо и требовательно.
