С.: Вы работали с подростками?
Ш.: Со всеми, кто платил деньги. И с подростками тоже.
С.: Расскажите о том, как центр прекратил свое существование.
Ш.: Это обязательно? До сих пор не люблю вспоминать…
С.: Мне нужно понять мотивы подозреваемого. А для этого приходится ворошить прошлое. Нет, если не можете – не нужно, я уже почитал старые газеты про тот скандал…
Ш.: Ну… газеты тоже нужно читать с осторожностью. Например, все эти россказни про пытки – чушь. Но Лузгин был действительно… не прав.
С.: Лечение через обострение?
Ш.: Вы уже в курсе? Нет, не только это. Он решил использовать, так сказать, методы сетевого маркетинга. Те, кого он вытащил, помогали вытаскивать других.
С.: Но это же неплохо, да?
Ш.: Как сказать… Яков Ильич считал, что человека нужно посадить на крючок, с которого тот не сорвется. А лучший крючок – чувство вины.
С.: И как это связано со смертью вашего пациента… Валентина Кухто?
Ш.: Я Валика уже почти вытащила. Он начал нормально есть. Спать. Срывы в депрессию почти прекратились. А потом он повесился. В этом не было никакой логики, понимаете! Я бегала по соседям, пыталась разобраться…
С.: И поняли, что это Лузгин подтолкнул вашего пациента к суициду?
Ш.: Только доказательств не было. Одни косвенные факты. Пошла к прокурору – он меня высмеял. Я потом узнала – Лузгин этого прокурора тоже держал на крючке. Была какая-то темная история с прокурорской женой…
С.: И тогда вы пошли в газеты?
Ш.: А что мне оставалось? Вешать на себя чужую вину? Я, конечно, тогда совсем еще зеленый психолог была, но кое-что соображала. Яков хотел через вину за Валика меня к себе намертво привязать.
С.: А почему шум дошел до Москвы?
Ш.: Кто-то из бывших коллег Лузгина увидел статью в нашей газете, рассказал остальным… Только тогда я узнала, что Якова из Москвы с позором выперли… Простите… Правда, противная история…
ИЗ ОБВИНИТЕЛЬНОГО ЗАКЛЮЧЕНИЯ ПО ДЕЛУ ЛУЗГИНА Я. И.
…Обстоятельства, которые могут быть признаны смягчающими наказание, следствием не установлены.
