– Мелисент… – прошептал Элиас, – Ме-ли-сент. Фрекен вон Редлих, у вас так много имен. Какое же настоящее? – Я повернулась к нему. Оливье по-прежнему обнимал меня:
– Нордин, мсье Белами, – он сжал зубы, – но вы, как и ваш батюшка, можете звать меня Ника.
– Почему сломана мебель? – спросил Фредерик. – Убийца смог прорваться в дом?
– Мы с мадмуазель вон Редлих немного поспорили, – ответил Элиас, – увлеклись. – Мадам Аделин, мсье Мегре, – он поклонился. – Фрекен Нордин, – сверкнули глаза, – благодарю вас за чудесную прогулку.
Громко хлопнула тяжелая дверь. Деревянное полотно слетело с петель.
Не договорились.
И никогда не сможем. Договориться.
– И о чем же вы спорили? – посмотрел на меня Оливье.
– Разошлись во мнениях. Мсье Белами считает, что я неправильно понимаю святого Франциска. Он утверждает, что силой удерживать любимую женщину, не давая ей права выбора, единственно правильное решение, – посмотрела на Фредерика, – я же думаю иначе.
– Вы устали, – ответил мужчина и улыбнулся, – этот факт, возможно, мешает вам правильно оценить ситуацию.
– Возможно, – согласилась я и освободилась от объятий Оливье. – Албин?
– Погиб, – сообщил Фредерик, – это чудо, что не задело ни вас, ни Элиаса.
– Вы упали с лошади, фрекен? – спросил Тео.
– Не совсем, Мечта понесла в воду. Мсье Белами спас меня и перенес в дом.
– На руках? – уточнил Фредерик.
– Да, – Тео и Белами-старший переглянулись.
– Вот почему вы оба целы. Они не стреляли, чтобы не задеть вас, Меланика, – Фредерик подошел ко мне, снял пиджак и накинул на мои плечи. Тонкий и необычайно приятный аромат щекотал ноздри, вещь хранила тепло чужого тела и теперь щедро делилась им со мной.
– Похищение? – спросила мама.
– Неудавшееся, – подтвердил премьер, – к счастью.
– Мсье Фредерик, – Оливье подошел к Белами, – я уверен, что смогу обеспечить безопасность своей невесте. В особняке Мегре прекрасная охрана. – Я ответила за Премьера:
– Я останусь в поместье, – Оливье вздрогнул, – это не обсуждается. Отвезите меня в дом, пожалуйста. Я голодна, – Фредерик подхватил меня на руки, опередив и Оливье и Тео.
– Вы поедете со мной, – прижал он меня к груди, и я согласно закрыла глаза.
Чтобы не видеть разочарования в серых глазах Оливье.
Уткнулась носом в белую рубашку Фредерика и устроилась поудобнее.
«Пожалуй, прогулка и правда была чудесной», – подумала я. От воспоминаний сладко заныло внизу живота, рубашка Элиаса показалась нестерпимо грубой, так обострились чувства.
Демоны.
Рвут изнутри. Внутренности, кровавая каша и вместо крови яд.
И сама я… демон?
– Мы на месте, – тихо сказал Белами-старший. Кажется, пока мы делили одну кобылу, он целовал мои волосы, а может быть, нет…
Оливье снял меня с лошади.
– Накрыть в столовой? – Кто-то задал мне вопрос.
– Нет, я поужинаю у себя. – Кто-то куда-то пошел.
Откуда столько людей?
– Меланика, – позвал Оливье, нашла силы посмотреть на мужчину, – ты устала, я приеду завтра.
– Хорошо, – Оливье наклонился и легонько поцеловал меня в шею.
– Этот запах, Ника, – прошептал он мне, – чужой запах на любимой женщине, он сводит с ума.
– Я намочила рубашку. – Тео забрал меня у Оливье. – Кажется, я говорила, что упала в реку?
– Конечно, – ответил мой жених. – Спокойной ночи.
– Всего доброго, – попрощался за меня Фредерик, и мы с Тео вошли в дом.
Тео. Спокойный, как скала, как и всегда. Будто и не тронула его смерть Албина, они ведь росли вместе. Фру Бьерк лишилась родного брата.
– Похороны?
– Кремация, – понял он мой вопрос, – урну доставят через неделю, – кивнула.
Албин, как и Тео, был со мной эти долгие пять лет. Я снова теряю, теряю тех, кто мне дорог…
Стемнело.
Слуга принес ужин, кувшин ледяной воды и бинт. Тео посадил меня в кресло, напротив низкого каменного столика. Мама устроилась рядышком и прикладывала холодный компресс к больной лодыжке.
– Что у вас с Элиасом? – тихо спросила она.
– Ничего, – ответила я и поморщилась. То ли от боли, то ли от лжи.
– Вы были знакомы? – Мама насухо вытерла ногу и наложила повязку, плотно зафиксировав стопу.
– Почему ты так думаешь? – поинтересовалась я.
Опять еда не имеет вкуса… пресный пирог, пресный суп и резиновая рыба. Отставила тарелку.
– Просто показалось. – Она поцеловала меня в лоб и вышла из комнаты. – Люблю тебя, – нежно улыбнулась она мне в дверях.
– И я. – Мама закрыла за собой дверь.
Зачем-то встала. Кое-как дошла до окна, открыла. Прохладный летний ветерок ласкал лицо. Посмотрела во двор. Охрана, машины, люди. Закрыла ставни и задернула портьеры. Большая светлая спальня. Я не успела как следует разглядеть ее днем, и сейчас взгляд выхватывал яркие детали обстановки.
Яркое пятно адамарского ковра на полу, резная спинка широкой кровати, выкрашенная в цвет стены узкая дверь, вероятно, в смежную спальню.
Чьи покои за этой неприметной дверцей?
Может быть, Элиаса?
Медленно, хватаясь за стенку и морщась от неприятного ощущения, подошла и уткнулась лбом в твердую поверхность. Рука потянулась вверх, как если бы он стоял там, по другую сторону двери. Как в тот день, когда мы впервые увиделись. Губы растянулись в улыбке, как удивлены были мы оба…
Сжала кулак и ударила в светлое дерево.
Там никого нет. Никого нет!
Кто-то дернул ручку, дверь была заперта с моей стороны, кажется. Вздрогнула и отошла, если можно назвать шагами мои нелепые попытки передвигаться.
Фантазии, глупые, ненужные мечты, когда же вы оставите меня?
Дверь в комнату распахнулась:
– Спокойной ночи, Ваша светлость! – улыбнулся Элиас.
– Спокойной ночи, дорогой брат! – вернула я улыбку.
Ушел, аккуратно закрыл дверь – и ушел.
Села на пол и заплакала.
Спокойной ночи, дорогая сестра…
– Этого больше не повторится, – кто-то вошел… мсье Фредерик, усмехнулась сквозь слезы, – даю вам слово, – он снова взял меня на руки, положил на кровать.
«Это становится традицией», – промелькнуло в голове.
– Спокойной ночи, – он легонько провел рукой по моим волосам. Сжалась, будто это удар, а не ласка. Выдохнул, почти бесшумно, но я услышала.
