Надежда вышла из машины и, не оглядываясь, зашла в подъезд. Там остановилась, прижалась к стене и заплакала. С улицы донесся звук отъезжавшей машины.
– Уехал… – прошептала она.
Придя домой, Надежда разделась, включила телевизор и села на диван. Пару минут бездумно смотрела на экран, не замечая, что звук отключен. Затем пошла на кухню и включила электрический чайник. Назад в комнату вернулась с чашкой какао и снова села.
Мелькавшие на экране люди и птицы создавали иллюзию присутствия и притупляли чувство одиночества, а точнее, покинутости. Ведь именно покинутой она себя ощущала: одна, в отсутствии любимого мужчины, покоя и счастья.
Что творится в моей жизни, думала Надежда. В какой момент что-то пошло не так? На ровном месте вдруг возник гигантский клубок страхов, проблем и несчастий.
По-видимому, она не сумела разгадать какие-то знаки или подсказки судьбы, которые даются человеку, чтобы он избежал беды. В ситуации с Фридмановичем Надежда виновата сама. Но как с остальным?
Убедив себя в том, что должна быть общая ось, коренная сердцевина всех ее бед, выдернув которую, можно все поменять и вернуть пропавшее счастье, Надежда немного успокоилась.
Но что-то подсказывало, что причина кроется за пределами ее личных возможностей, а значит, ей не повлиять на ход неотвратимых событий. Напасти следовали одна за другой, накатывая, как волны, не давая сделать один-единственный, желанный глоток воздуха.
Назойливые слова крутилась в ее голове:
«Старинные истории ждут своего часа».
Рассказ старухи Ульяны взволновал Надежду. Сегодняшнее преступление и то, старое, совпали, как оригинал и его калька, и это тревожило душу.
Надежда не сомневается, что обе истории связаны между собой, и никто на свете не смог бы ее убедить в обратном. Но где находятся концы той старой истории? Их наверняка не найти, а значит, не связать разрозненные фрагменты общей картины. Не стоит даже пытаться.
Ее размышления прервал телефонный звонок. Она взяла трубку:
– Да, мама.
– Еще не спишь?
– Нет.
– Я вот что подумала, – продолжила Ираида Самсоновна. – Завтра на работу не приходи.
Надежда равнодушно спросила:
– Почему?
– Тебе нужно отдохнуть.
– Плохо выгляжу?
– Дело не в этом. Сердцем чувствую – еще немного, и тебя переломит. Так бывает, когда на человека падает больше, чем он может вынести.
– А бывает и так, что этот человек сам взял на себя больше, чем может унести.
– Когда такое случается, остаток своих дней человек уже доживает. Это страшно, доченька, поверь мне. Жизнь без радости – словно обязанность. Простые вещи теряют смысл и больше не дороги.
– Я знаю, – проговорила Надежда. – И помню: это случилось с тобой, когда тебя бросил отец.
– Он бросил нас обеих.
– Мне так сейчас плохо, мама…
– Вот и отдохни, посиди дома. С примерками я сама разберусь.
– Я приду завтра. Если не работа, что еще мне останется?
– Марк.
– Его тоже нет.
Помолчав, Ираида Самсоновна заметила:
– Значит, мне показалось…
Глава 8
Маркиз де Крепдешин
На следующее утро входную дверь ателье открыл новый охранник.
Надежда представилась:
– Я – хозяйка.
Впустив ее, он вернулся на свое рабочее место. В гостиной, как обычно, была Виктория:
– Доброе утро, Надежда Алексеевна!
– Где моя мать?
Поколебавшись, она ответила:
– В закройной.
Уже дойдя до лестницы, Надежда вернулась:
– В чем дело?
– Ни в чем. – Виктория отвела глаза.
– Я вижу, вы что-то скрываете.
– Ну хорошо, – сдалась администратор. – У нас конфликт.
– У кого с кем?
– Все началось из-за ткани.
– Прошу вас, по существу!
– Петрова Нэлли Васильевна…
– Газпромовская жена?
– Потребовала раскройную карту.
– Зачем?
– Сказала, что на костюм ушло слишком много ткани.
– Она-то откуда знает?
– Тридцать лет назад сама шила по журналу «Бурда».
– Та-а-ак… – Надежда села на стул. – Надеюсь, карту ей предоставили?
– Нет.
– Почему?
– Валентин Михайлович отказался. Сказал, что не ворует ткань у клиентов.
– Где сейчас Нэлли Васильевна?
– Уехала.
– Что с ее костюмом?
– Остался в примерочной. Она за ним завтра приедет и, если будет карта раскроя, полностью рассчитается.
– Сделаем так: я поговорю с Соколовым, а вы, когда приедет Петрова, возьмете с нее за ткань по расходу, который ее устроит. – Надежда встала со стула: – В конце концов, она шила по «Бурде»…
– Сделаю, – сказала Виктория: – Но я никогда не поверю, чтобы Соколов завысил расход.
– Я тоже.
– Так что же вы, Надежда Алексеевна?
– Не хочу копаться в дерьме. До неприличия богатые люди считают, что все вокруг только и думают о том, как их обмануть. Так что подадим ей…
– На бедность?
– На дурость, – бросила Надежда, направившись к производственным помещениям.
В закройной она застала разгоряченную мать, испуганную помощницу Соколова и самого Соколова, который, склонившись над столом, что-то писал.
– Раскройной картой занимаетесь? – поинтересовалась Надежда.
– Мы гордые. – Ираида Самсоновна говорила с издевкой. – Мы лучше уволимся. Чужих денег мы не считаем. Считаем только свои.
Валентин Михайлович выпрямился и взглянул на нее с болью в глазах:
– Я, любезная Ираида Самсоновна, не привык, чтобы со мной говорили в подобном тоне. Ни вы, ни ваша дочь не потеряли по моей вине ни копейки.
– Прошу тебя, мама! – вступилась Надежда. – Пожалуйста, оставьте меня с Валентином Михайловичем.
Когда обе женщины вышли, она спросила:
– Это правда?
– Что именно? – сдержанно уточнил Соколов.
– Уволиться хотите?
Он протянул бумагу:
– Вот заявление.
– Не принимайте поспешных решений, – сказала Надежда. – Вы мне нужны.
Валентин Михайлович заговорил, опустив глаза:
