– Опознала?
– Сто процентов – она!
– Где сейчас Рыбникова?
– Во второй районной больнице.
– В Одинцове?
– Где нашли, там и пристроили.
Лев вышел в прихожую и стал обуваться.
– Ты куда? – поинтересовалась Надежда. Ее удивило, как обыденно и спокойно он действует.
– Едем в Одинцово.
Она уточнила:
– В больницу?
– И чем скорее мы доберемся, тем лучше. Через полтора часа там будет ФСБ и весь политсовет партии Возрождения.
* * *
Надежда прошла на территорию районной больницы, как и положено – через бюро пропусков и охранника. Астраханский перелез через забор. Встретились они у входа в стационар, где в отделении неврологии лежала неизвестная, поскольку поступила без каких-либо документов.
Поднявшись на этаж, Надежда окликнула медсестру:
– Девушка!
Та подошла:
– Чего вам?
– Где тут у вас лежит неизвестная?
– Наркоманка? – Она махнула рукой: – В третьей палате. А вы кто такие?
Астраханский бегло заметил:
– Мы из полиции.
– Четвертая дверь направо.
Они вошли в палату с шестью кроватями. Лев оглядел всех ее обитателей и направился к женщине с отечным, голубовато-багровым лицом. Это была Рыбникова. Присев перед ней на корточки, он тихо позвал:
– Ирина Ивановна.
Рыбникова никак не отреагировала, даже глазом не повела. Надежда оглядела ее с сочувствием и брезгливостью. Всклокоченные жирные волосы, синяки и грязь под ногтями не вызывали ничего, кроме желания держаться подальше.
– Ирина Ивановна, – чуть громче проговорил Астраханский. – Вы меня слышите?
Рыбникова подняла глаза на Надежду и что-то пробормотала.
– Можете говорить?
Она перевела взгляд на Льва и сразу же отвернулась.
Старуха, лежавшая на соседней кровати, повернулась и сердито сказала:
– Нажрутся, наколются, а их потом на государственные денежки лечат. Уж лучше бы сразу…
– Вас не спросили, – огрызнулась Надежда.
– Полежала бы здесь, по-другому бы заговорила! – разозлилась старуха. – Мало того что воняет, так еще всю ночь храпела – стены тряслись. Здесь не только спать, болеть не захочешь!
– Девочки, обедать! – в палату зашла санитарка с подносом. Заметив Надежду и Льва, спросила: – Родственники? Время для посещений закончилось. Вечером приходите.
– Она что-нибудь говорила? – спросил Астраханский.
– Какое там! Врачи говорят – амнезия. – Санитарка поставила поднос на тумбочку. – Принесите ей из дома тарелку, кружку и ложку.
– А разве в больнице этого нет? – удивилась Надежда.
– Есть, но на всех не хватает. Вот вашей принесла еду в эмалированных мисках. Как ее зовут?
– Ириной Ивановной…
– Ешь, Иришка, – санитарка передвинула тумбочку поближе к кровати. – Оголодала, бедняга.
Рыбникова схватилась за ложку и потянулась за миской с супом, но уронила ее, стащив с тумбочки поднос, металлическую тарелку с котлетой и железную кружку. Все это со звоном рухнуло на пол. Она в ужасе отшатнулась, потом схватила себя за волосы и заорала нечеловеческим голосом:
– А-а-а-а!!
В лице Рыбниковой не было ничего, кроме животного страха. И когда Надежда подошла, чтобы успокоить ее, она скрючилась и закрыла руками голову, словно ожидая удара.
В палату забежал мужчина в чепчике и белом халате.
– Главврач, – охнула санитарка.
– Где она?! – Оглядев палату, он задержался на Рыбниковой и распорядился: – Срочно переодеть и перевести в люкс.
– В платный? – уточнила женщина-врач, пришедшая вслед за ним.
– В какой же еще? – главврач посмотрел на часы: – С минуты на минуту сюда приедут. Живо!
Надежда отступила к окну и увидела, как от ворот к зданию несется автомобиль с проблесковым маячком, за ним – белый «Кадиллак» и еще пара машин. Она шепнула Астраханскому:
– Срочно уходим.
Не задавая вопросов, он зашагал к выходу, она – следом за ним. В коридоре Лев огляделся:
– Идем к запасному.
Они побежали в конец коридора к застекленной двери, ведущей на лестницу. На первом этаже стало ясно, что незамеченными им отсюда не выйти – у двери рассредоточился наряд полицейских.
– Сюда! – Лев рванул на себя дверь служебного помещения. Перебравшись через ведра и швабры к окну, распахнул деревянную створку.
– В окно?! – Надежда возмущенно замотала головой: – Ни за что!
– Иди сюда, говорю! – Он вернулся к двери, схватил ее за руку и потащил к окну. Там взял под мышки и буквально вытолкнул через оконный проем наружу, потом вылез сам.
Больше Надежда не сопротивлялась, молчала даже тогда, когда с помощью Астраханского преодолевала забор. В машину она вернулась другим человеком.
– Что дальше?
– Давай отсюда!
Надежда поехала, но уже через пару кварталов Астраханский велел остановиться и сам сел за руль. Спустя какое-то время спросил:
– Что скажешь?
Ее прорвало:
– Это ужасно!
– Похоже, Рыбникову били. Видела, как она испугалась, когда ты к ней подошла? Память потеряла, а рефлексы остались. Тело все помнит.
– Мне кажется, что ожидание побоев напрямую связано со звоном упавшей посуды, – проговорила Надежда.
Лев кивнул:
– Замечу: металлической посуды. И как тут не вспомнить звон барабанных тарелок, который слышал Окаемов в конце их разговора.
– Что будем делать?
– Я должен поговорить со старухой, которая сидела в акациях. Думаю, в день похищения она что-то видела.
– С Ульяной? – Надежда покачала головой: – Тебе нельзя туда ехать.
– Ничего со мной не случится.
– А вдруг тебя кто-то узнает?
– Мне нужно поговорить со старухой, – упрямо повторил Астраханский.
Когда они были в нескольких кварталах от ателье, Надежде позвонила Ираида Самсоновна:
– Ты где?
– Я недалеко. Минут через пять буду.
– Тебе лучше не приезжать…
– Не пугай меня, мама, – проговорила Надежда и почувствовала, что Астраханский тоже напрягся.
– Здесь полно полицейских и следователь.
– Что случилось?
– Во дворе старуху убили. Нашли сегодня в кустах. Ты видела ее – она все время на скамейке сидела.
