– Смерть.
– Чья?
– Его собственная. Я же тебе рассказывала.
– Ах да. Припоминаю что-то такое.
– С тех пор сокровища никто не искал.
– Не считая вашей закройщицы. Она же ползала в твоем кабинете с портативным металлоискателем?
– Сегодня я увидела ее с одним моим знакомым.
– Та-а-ак… Что за знакомый?
– Ресторатор, у которого работает архитектор с белым микроавтобусом.
– Тебя это не удивило?
– Удивило, и очень. Хотя они могли завести шашни, еще когда она работала здесь. – Надежда почувствовала обиду, как будто кто-то забрал то, что принадлежит ей по праву.
– С этим нужно разбираться, – сказал Астраханский.
У входной двери послышался сначала звонок, потом – мужской голос.
– Кажется, Протопопов. – Лев встал и отправился навстречу ему.
Вскоре они вернулись вдвоем и сели рядом с Надеждой. После обычных приветствий Иван Макарович спросил:
– Как ваши дела?
Она ответила:
– Понемногу приходят в порядок.
– Если понадобится, рад буду помочь. И, если вам интересно, допросы Ларисы Шипиловой и ее сообщников продолжаются. Многое стало ясно, но многое еще предстоит выяснить.
– Например?
– Хотелось бы знать, кто и как похитил Рыбникову.
– Лариса наверняка знает об этом, – уверенно сказала Надежда.
– Следственные действия продолжаются.
В разговор вступил Астраханский:
– Что там Самойлов? Нашел что-нибудь?
– Ты знаешь, я не касаюсь этого дела, но все-таки передал ему кое-какие сведения.
– Самойлову?
– Ему и его группе. Ты уже слышал, что на помойке, где нашли Рыбникову, обнаружены трупы?
Лев подтвердил:
– Два азиата.
– Их личности установлены: таджики-нелегалы. Каждый день приходили на биржу, наниматься на низкоквалифицированную работу. Их товарищи показали, что в тот день оба уехали на белом микроавтобусе. Это я узнал от следователя, который ведет дело. Когда оперативники просматривали дорожные камеры вблизи одинцовской свалки, они заметили похожий микроавтобус, причем заметили дважды. В первый раз он там появился за день до похищения Рыбниковой, во второй – перед тем, как ее обнаружили. Теперь угадай, кому принадлежит транспортное средство?
Помолчав, Астраханский спросил:
– Архитектору Лебедеву?
– А точнее – его подруге. Но ее нет в стране.
– Значит, за рулем был он сам?
– По крайней мере, Лебедев не заявлял об угоне.
– Выходит, он замешан в эту историю?
– Им сейчас вплотную занимается Самойлов. Лебедев, возможно, уже задержан.
Лев покачал головой:
– Даже не знаю, чем все это закончится.
* * *
Проводив Астраханского и Протопопова к выходу, Надежда спросила охранника, где администратор. Тот указал на закройную, и Надежда пошла туда.
– Мы закончили, можете возвращаться… А где Валентин Михайлович?
Помощница Раиса пожала плечами:
– Не знаю.
Виктория прошла к двери, заметив:
– Когда я пришла, его уже не было.
Для верности Надежда зашла в пошивочный цех. Перекрывая голосом стрекочущий шум, спросила:
– Соколов заходил?!
Женщины закачали головами, и кто-то сказал:
– С самого утра не был.
Она прошла в гостиную и на ходу осведомилась у Виктории, которая уже заняла свое место:
– Его не было?
Виктория отрицательно покачала головой.
Надежда быстро поднялась на второй этаж и прошла к кабинету матери. Дернула дверь и, когда та распахнулась, вскрикнула:
– Боже мой! – потом опустила глаза и пробормотала: – Простите…
Посреди комнаты стояли Ираида Самсоновна и Соколов. Он нежно обнимал ее, она же положила свою голову на его грудь.
– Заходи, Наденька. – Ираида Самсоновна высвободилась из объятий и заботливо вытерла помаду со щеки Валентина Михайловича. – У меня для тебя новость.
– Мама… – дрожащим голосом проговорила Надежда. – Я уже боюсь новостей.
– Эта – приятная.
И тут выступил вперед Валентин Михайлович:
– Я сделал предложение вашей матушке. Надеюсь, Надежда Алексеевна, вы не будете против.
– Мы любим друг друга, – призналась Ираида Самсоновна и опустила глаза.
– Я рада. – Надежда подошла к Соколову, и он поцеловал ей руку:
– Благодарю вас.
Она улыбнулась:
– Совет да любовь. Кажется, так говорят в таких случаях…
Глава 28
Запах уксуса
Остаток дня Надежда провела в своем кабинете. Известие о предстоящем замужестве матери породило в ней разнообразную гамму чувств: от удивления и радости за нее и за Валентина Михайловича до ощущения одиночества и страха за свое будущее. Вокруг не оставалось ни одного человека, который бы любил ее или хотел ей добра.
Надежда понимала, что в своем одиночестве должна винить только себя. Но то, что ее мать теперь принадлежит кому-то еще, вызывало в ней ревность и мучительное чувство потери. Однако и страдания доставляли ей некоторое удовольствие, возможно, потому, что был повод себя пожалеть.
В тот вечер она долго стояла у окна, глядя на то, как приходят и уходят клиенты, а потом – как расходятся работники ателье. К девяти часам Надежда осталась одна, о чем предупредила ее Виктория, прежде чем уйти домой.
Надежда взяла бумагу и карандаш, но скоро поняла, что сегодня ей не рисуется. Тогда она включила компьютер. Увидев на столе новый значок, кликнула мышкой и по первым кадрам видео поняла, что это последняя запись с дрона, которую она скопировала с флешки Льва Астраханского.
Наблюдая за полетом, включила музыку и представила, что это она летит в вышине и видит все эти дома, деревья, людей. Дрон снизился, и она вгляделась в рабочих, которые вышли из крайнего подъезда и направились в глубь двора. Что-то в них ей показалось странным: то, как неловко тащили мешок, а может быть, то, что на них были рабочие куртки, но темные брюки. Прислушавшись к себе, Надежда поняла – здесь что-то не так. Она развернула картинку и нажала на «стоп». Склонившись и буквально прикоснувшись носом к экрану, растерянно проронила:
– Денис…
Одним из мужчин оказался ресторатор Денис Глазунов.
– Да нет… – Надежда скопировала картинку, сохранила ее в другом расширении и максимально увеличила. Вглядевшись, кивнула: – Он!