Их поцелуй был долгим, очень долгим, словно им принадлежало все время в мире.
И словно они были единственными жителями этого мира.
Эдион вспомнил, что до сих пор не рассказал Ровану о письме, которое ему прислали из легиона Беспощадных. Генерал решил немедленно исправить оплошность…
Войдя в покои Аэлины, Эдион увидел, что его сестра наконец-то проснулась и сидит на постели. Точнее, на коленях Рована. Более того, они с Рованом обнимались и даже целовались. Нет, Эдион не имел ничего против их поцелуев. Судя по тому, с каким восхищением Рован смотрел на их королеву…
Зато Рован был против зрителей. Он едва взглянул в сторону Эдиона, и сейчас же сильный порыв ветра захлопнул дверь спальни перед самым носом генерала.
Эдион понял намек.
Он почувствовал запах другой женщины. Так и есть. Возле входной двери стояла Лисандра. Даже когда она улыбалась, в ее глазах блестели слезы.
Лисандра впилась взглядом в дверь спальни, как будто умела видеть сквозь стены.
– То же самое когда-нибудь найду и я, – сказала она, обращаясь не столько к Эдиону, сколько к самой себе.
– Блистательного фэйского воина? – спросил Эдион.
Лисандра усмехнулась, вытерла слезы и ушла, выразительно поглядев на него.
Аэлину не удивило исчезновение золотого кольца, отданного Дорину. Она знала, кто повинен в ее «обмороке» после удачного приземления на зеленый холмик. Это не она ударилась затылком о землю. Ее ударили.
Аэлина не знала, почему Лоркан не убил ее. Так ли это важно теперь, когда служитель Маэвы исчез? И потом, он же не обещал ей, что не выкрадет кольцо обратно.
Равным образом и Лоркан не требовал от них подтверждения, что они подсунули ему фальшивый амулет Оринфа. Жаль, она не видела, какая у него была физиономия, когда он обнаружил подделку.
Вспоминая об этом, Аэлина улыбалась, хотя дверь, перед которой она сейчас стояла, не настраивала на улыбку. Да и тот, кто находился за дверью, – тоже. И тем не менее она на следующий же день после своего пробуждения отправилась к этой двери.
Рован нес вахту в конце коридора. Коридор завершался тупиком, и потому он видел всех входящих и выходящих. Рован кивнул Аэлине. «Я буду здесь. Только крикни, и я сразу же прибегу», – говорили его глаза.
Аэлина показала ему язык и послала ответную фразу: «Ты сверхзаботливое, властное фэйское чудище».
Она не помнила, как долго они вчера целовались. Потом она взяла его руку и положила себе на грудь. Рован зарычал так, что у нее поползли мурашки. Она выгнула спину и… та сразу же напомнила ей про изъятые осколки. Боль заставила Аэлину вздрогнуть.
Рован тотчас отстранился. Сколько Аэлина ни уговаривала его продолжить, он заявил, что телесные утехи с неокрепшей после ран женщиной его не вдохновляют. Терпели же они столько времени, потерпят и еще немного. Он подождет, пока она не войдет в полную силу. Последние слова Рован произнес с иронической ухмылкой.
Аэлина отбросила все эти мысли. Еще раз посмотрев в сторону Рована, она глубоко вдохнула и взялась за дверную ручку.
Он стоял у окна, глядя на сады, поврежденные стеклянным вихрем. Слуги расчищали дорожки и пытались восстановить то, что еще можно было восстановить.
– Здравствуй, Дорин, – сказала она.
Глава 84
Дорин Хавильяр проснулся один, в незнакомой комнате.
Но он был свободен, хотя на шее осталась полоска бледной кожи.
Какое-то время он оставался в постели, прислушиваясь к звукам.
Ни криков, ни стонов. Только птицы, щебечущие за окном, летнее солнце и… тишина. Мир.
И пустота в голове. Пустота во всем теле. Он даже приложил руку к груди, проверяя, бьется ли сердце.
Все остальное было как в дымке. Он погрузился в эту дымку. Лучше так, чем думать о пустоте. Он вымылся, оделся, поговорил с Эдионом Ашериром. Генерал, временно взявший на себя командование замком, смотрел на него так, словно у него было три головы.
Генерал сообщил, что Шаол жив и постепенно поправляется. Пока еще спит. Наверное, даже лучше, если спит. Дорин не знал, что скажет своему другу, как все ему объяснит. Его собственная память была грудой осколков, и он откровенно страшился, что эти осколки когда-нибудь сложатся вместе.
Прошло несколько часов. Дорин не покидал своей спальни. Ему и сейчас еще не хватало духу оценить все, что он сделал. Он уничтожил стеклянный замок. По его вине погибли люди. Он видел застывшую стеклянную стену – доказательство силы его противницы… и ее милосердия.
Нет, не противницы. Они с Аэлиной не враги.
– Здравствуй, Дорин, – сказала она.
Он повернулся к ней.
Аэлина стояла возле двери. На ней было удивительное платье – темно-синее, с золотой отделкой. Несколько верхних пуговиц были кокетливо расстегнуты. Волосы разметались по плечам. Коричневые туфли были далеко не новыми. Но то, как она стояла, как держалась… На него смотрела королева.
Дорин не знал что сказать и с чего начинать.
Аэлина прошла к диванчику, возле которого она стоял.
– Как ты себя чувствуешь? – спросила она.
Даже манера ее разговора слегка изменилась. Дорин уже знал о ее краткой речи перед горожанами, о требованиях соблюдать порядок и о наказаниях нарушителям.
– Как чувствую? Прекрасно, – заставил себя ответить Дорин.
Он едва ощущал свои магические силы. Похоже, и они истощились. Везде пустота.
– Ты ведь не собираешься прятаться здесь? – спросила Аэлина, усаживаясь на низкий стул.
Дорин лишь сейчас заметил, что пол устлан ярким красивым ковром.
– Твои люди принесли меня сюда. Здесь им удобнее следить за мной, – сказал Дорин, оставаясь возле окна. – Пока что мне никто не разрешал покидать эту комнату.
Возможно, такое заточение ему даже на пользу, если вспомнить, какие ужасы заставлял его творить демон-принц.
– Ты можешь выйти отсюда в любое время. Это ведь твой замок. И королевство тоже твое.
– Неужели? – осмелился спросить Дорин.
– Теперь ты являешься королем Адарлана, – тихо, но твердо сказала Аэлина. – Так что и замок, и королевство – твои.
Его отец мертв. Бесследно сгинул в стеклянном вихре.
Аэлина во всеуслышание заявила, что короля убила она. Но Дорин знал правду: отца погубил он, когда начал рушить стеклянный замок. Он мстил за Шаола, за Соршу. Дорин понимал, почему Аэлина взяла убийство короля на себя. Объявить народу, что наследный принц убил собственного отца…
– Я пока еще не коронован, – нарушил молчание Дорин.
В последние мгновения жизни его отец сделал такие признания, которые меняли все… и ничего.
