– Вскоре ты узнаешь ее особенности. Аэлина предпочитает делать то, что хочет и когда хочет, не спрашивая разрешения.
Скорее всего, Аэлина сегодня находилась в паршивом настроении и решила сорвать злость на «Склепе».
– Странно, что в свое время ты связался с такой женщиной. Думать надо было.
– Зато ты у нас прекрасно знаешь, с кем связываться, а с кем нет! Ведь возле каждой пекарни твоего отца стоят толпы кандидатов на твою руку и сердце.
Его слова не блистали оригинальностью, но они с Несариной всегда были довольно резки друг с другом. Вот и сейчас его грубость ничуть ее не задела.
– Потому я и стараюсь ни с кем особо не связываться. Себе дороже.
Вряд ли Несарина родилась такой. Но о причинах ее отчужденности она никогда не рассказывала. Шаол не спрашивал, хотя иногда его снедало любопытство. С самого начала они придерживались правила: не лезть в прошлое друг друга.
По правде говоря, Шаол сам не знал, чего он ждал от возвращения Аэлины.
Но только не такой встречи.
«Ты не сможешь выбирать, что́ в ней любить, а что нет», – однажды сказал ему Дорин. Как же его друг был прав. Мучительно прав.
Несарина ушла, не прощаясь.
Рано утром Шаол отправился к ближайшему ювелиру и заложил кольцо, получив взамен горсть серебряных монет.
Аэлине и впрямь было паршиво. Вдобавок она изрядно устала. В таком состоянии она дотащилась до своего жилища, устроенного на втором этаже бывшего склада. Снаружи это деревянное здание ничем не отличалось от соседних, таких же непримечательных, как и все дома в здешнем квартале. Купив жилище, Аэлина перебралась сюда из Башни ассасина, только когда полностью расплатилась с Аробинном. Но своим домом она ощутила это место позже, когда заплатила долги Саэма и он поселился вместе с нею.
Их счастье длилось несколько недель. Потом Саэма не стало.
Входная дверь встретила Аэлину новым замком. Пришлось открывать его лезвием маленького кинжала. Войдя на первый этаж, она обнаружила все те же ящики, полные бутылок с чернилами. К ним никто не притрагивался. Лестница, ведущая на второй этаж, была на удивление чистой. Значит, либо Аробинн, либо кто-то другой наведывался сюда в ее отсутствие. Возможно, даже сейчас в комнатах на втором этаже кто-то есть.
Прекрасно. Аэлина не возражала против нового сражения.
Она поднялась на второй этаж и, пряча кинжал за спиной, открыла зеленую дверь. Внутри было темно и пусто. Однако в жилище кто-то прибирался, иначе ее бы встретил запах пыли.
В считаные минуты Аэлина обследовала все комнаты: большую гостиную, кухню, где нашла несколько сморщенных яблок и больше никаких следов чьего-либо проживания, спальню (там все осталось в первозданном виде) и еще одну комнату. Там ее ноздри уловили посторонний запах. Кровать была застелена недостаточно тщательно. На высоком комоде лежала записка: «Капитан сказал, что я некоторое время могу здесь пожить. Прости, что той зимой пытался тебя убить. Ты меня явно помнишь; парные мечи были только у меня. Ничего личного. Рен».
Она выругалась. Рен здесь жил? И получается, по-прежнему считал ее королевской защитницей. Когда она ворвалась на заброшенный склад, где мятежники удерживали захваченного Шаола, ей противостоял парень с парными мечами. Только он не дрогнул и сумел оказать ей достойное сопротивление. Да, она очень хорошо помнила Рена.
Теперь он на севере. В относительной безопасности.
Аэлина слишком хорошо себя знала, чтобы понимать: к чувству облегчения, испытываемого ею, примешана и доля ее трусости. В глубине души она побаивалась говорить с Реном лицом к лицу и радовалась, что этого не будет. Интересно, как бы он себя повел, если бы узнал, кто она и как обошлась с жертвой, принесенной Мауриной? Судя по сегодняшнему поведению Шаола, особой радости он бы не испытал. Это еще мягко сказано, учитывая порывистость Рена.
Она вернулась в темную гостиную, зажгла несколько свечей. На громадном обеденном столе, занимавшем половину пространства, все так же стояли ее изящные тарелки. На кушетке и двух креслах с красной бархатной обивкой кто-то сидел, но ничего не запачкал.
Мраморная каминная полка была пуста. Когда-то там стояли часы, которые она разбила о стену. Поначалу она еще не знала, что Саэм схвачен Рюком Фарраном и его уже истязают. Истязания продолжались долго, а она все это время лишь тупо ждала любимого, утешая себя все новыми объяснениями, и собирала сундуки, готовясь к их отъезду. Теперь сундуки куда-то исчезли. А когда Аробинн явился и сообщил ей о гибели Саэма, она схватила часы и буквально размозжила их.
С тех пор она не бывала в своем жилище. Кто-то убрал осколки. Может, Рен. Или Аробинн.
Ответ она получила, взглянув на одну из многочисленных книжных полок.
Все книги, которые она собирала, готовясь навсегда уехать с Саэмом на Южный континент, снова вернулись на полки. Каждая – на свое прежнее место.
О таких мелочах мог знать только один человек. Только он мог разобрать не до конца собранные сундуки, расставить книги по местам. Это было его тонкой издевкой и молчаливым напоминанием. Дескать, знай: убегать от меня – занятие дорогостоящее. Аробинн предчувствовал: рано или поздно она сюда вернется.
Аэлина прошла в спальню. У нее не хватало смелости проверить, что́ сделал Аробинн с одеждой Саэма: убрал ли в ящики комода или выкинул.
Усилием воли Аэлина отбросила мысли о прошлом. Она живет и действует в настоящем. И первое, что она сейчас сделает, – это вымоется горячей водой. Очень горячей.
В Башне ассасина вода подогревалась в особом котле и потом по трубам поступала в купальное помещение. Такую роскошь могли себе позволить только очень богатые горожане. Жилище Аэлины находилось в трущобной части города, и потому вся процедура заняла у нее гораздо больше времени. Вначале она приналегла на рукоятку насоса и накачала воду из скважины – тоже большая редкость для здешних домов, где за водой ходили к уличным колодцам. Потом развела огонь под котлом. Пока согревалась вода, Аэлина зажгла свечи. Белые глазурованные плитки на стенах сразу приобрели золотистый оттенок. Теперь можно было раздеться. Аэлина сняла с себя все оружие. Слой за слоем, сбросила перепачканную чужой кровью одежду. Теперь в зеркале над умывальником отражалась ее голая спина, покрытая затейливой татуировкой.
Месяц назад Рован закрыл ее шрамы – следы Эндовьера – причудливой татуировкой-надписью, сделанной на древнем языке народа фэ. Он запечатлел повествования о дорогих ей людях, которых она потеряла, написав, как и при каких обстоятельствах погиб каждый из них.
Больше Ровану не придется добавлять ни одного имени.
Наполнив просторную фаянсовую купель, Аэлина забралась в горячую воду. Ее кожа наслаждалась обжигающим жаром, а сама она думала о пустой каминной полке, которую когда-то украшали часы. Больше она не поставит туда ничего. Возможно, вместе с разбитыми часами тогда оборвалась и ее жизнь.
