Голос Аэлины был полон горечи. У Эдиона перехватило горло. Деньги. Проклятые деньги, без которых всё в этом мире стопорилось. Сражаться за красивую мечту способны единицы. Но со временем даже они отступают перед мрачной действительностью.
История знала случаи, когда пошатнувшиеся дела королевства поправлялись через удачный брак. Только Аэлина не принцесса. Она – королева. Террасену не нужен новый иноземный правитель.
– Как видишь, начинать думать надо уже сейчас. Мне представляется разумным как можно скорее освободить магию. Тогда мы смогли бы привлечь на свою сторону тех, кто владеет магическими способностями. Предложили бы им обучение, крышу над головой, довольствие. Представь солдата, умеющего сражаться мечом и магией. Это поменяло бы сам характер войны, причем в нашу пользу.
– Конечно, – согласилась Аэлина, и ее глаза устало сверкнули.
Эдион смотрел на сестру и в который раз делал печальное открытие: как же много успела она повидать и пережить за эти десять лет.
Он видел ее шрамы, замаскированные татуировкой. Не все, только часть, возле шеи. Он не осмеливался просить, чтобы Аэлина показала их целиком. Вчерашняя рана была пустяком по сравнению со множеством других, оставивших отметины на ее теле. Их роднил не только цвет глаз, но и это тоже.
Эдион все-таки решился поднять еще одну животрепещущую тему. Откашлявшись, он сказал:
– Как ты помнишь, в нашем королевстве приносили клятву на крови.
Лежа в постели, Эдион часами обдумывал этот разговор. Видя, что его слова заставили Аэлину сжаться, он поспешил добавить:
– Тебе незачем принимать эту клятву сейчас. Время еще есть. Но когда будешь готова, буду готов и я.
– Ты по-прежнему хочешь принести мне клятву на крови? – отрешенно спросила она.
– Конечно. – Эдион отбросил всякую дипломатию. Он – солдат, а не дворцовый крючкотвор. – Это было и остается моим прирожденным правом. Ритуал можно отложить до нашего возвращения в Террасен, но клятву тебе принесу только я и никто другой.
У нее дернулась шея.
– Верно, – прошептала Аэлина и добавила что-то еще.
Последних слов Эдион не разобрал.
На крыше у нее было несколько площадок для упражнений. Аэлина сказала, что хочет проверить состояние укушенной руки. Возможно, это был только предлог и ей понадобилось побыть одной. Похоже, Эдион поторопился со словами о кровной клятве. Не так, не так надо было говорить с ней об этом.
Эдион собрался уйти с крыши, но в тот момент дверца люка откинулась и в проеме возник капитан Шаол.
Увидев Шаола, Аэлина направилась к нему походкой хищницы, обнаружившей добычу.
«Не хотел бы я оказаться на твоем месте, Шаол», – подумал Эдион.
– В чем дело? – спросила она.
«И услышать такое приветствие я бы тоже не хотел».
Эдиону не оставалось иного, как тоже похромать к ним. Шаол захлопнул дверцу.
– Тенюшника больше нет.
Аэлина застыла как вкопанная.
– Как это понимать?
Лицо капитана было бледным и напряженным.
– Гвардейцы, одержимые демонами. Сегодня вечером они явились на рынок и завалили все выходы. Очень много людей не успели выбраться. Потом эти твари подожгли туннели. Кто-то пытался прорваться к сточным каналам, но там их тоже ждали гвардейцы. Беглецов встречали целые отряды с мечами наготове.
Вот откуда этот густой, удушливый дым. И завеса на горизонте. Боги милосердные. Король окончательно потерял рассудок. Народ превратился для него в дрова. Хочу – изрублю в куски, хочу – сожгу.
Руки Аэлины повисли как плети.
– Зачем? – прошептала она.
Ее голос слегка дрожал, но у Эдиона волосы стали дыбом. Его фэйская природа требовала броситься на капитана, разорвать голыми руками… Хотя бы одним источником ее боли и страхов меньше.
– Выяснилось, что мятежники, которые освобождали его, – глаза Шаола полоснули по Эдиону, – собирались в закоулках Тенюшника и покупали разные опасные штучки.
Эдион подошел к Аэлине. Он впервые видел капитана таким осунувшимся и даже постаревшим. За несколько недель, что пролегли между их последней встречей в день казни Сорши и пленения Дорина, капитан заметно постарел.
– И ты, надо думать, винишь во всем меня? – спросила Аэлина.
У капитана дрогнул подбородок. Странно, что он даже не кивнул Эдиону. Словно и не было месяцев, когда они работали бок о бок. Словно не было того страшного дня…
– Король так или иначе расправился бы с мятежниками, – сказал Шаол. – Убивать было дольше и хлопотнее. И он выбрал огонь.
Аэлина не шевелилась.
– Вздумал ее пугать? – не выдержал Эдион. – Ты еще скажи, что нападение на рынок было посланием для Аэлины.
– А ты думаешь, не было? – вопросом ответил Шаол, наконец обратив на него внимание.
– Ты торопился сюда, чтобы бросить мне в лицо свои обвинения? – вскинула голову Аэлина.
– По-моему, это ты говорила мне, чтобы прекратил все поиски и сидел тихо, – сказал ей Шаол. От его тона Эдиону захотелось свернуть капитану челюсть. – Я пришел спросить о другом. Почему ты до сих пор не разрушила часовую башню? Сколько еще невинных людей погибнут под перекрестным огнем твоей войны с королем?
– Ты хочешь обвинить меня в том, что мне наплевать на чужие жизни? – спросила Аэлина, и каждое ее слово было густо полито ядом.
– Ты рисковала чужими жизнями – и во множестве – ради вызволения одного человека. Уж не считаешь ли ты, что Рафтхол и его жители существуют исключительно для твоих нужд?
– А может, капитан, тебе напомнить, как ты, приехав в Эндовьер, позевывая, смотрел на рабов и на многочисленные могилы? – прошипела Аэлина. – Или тебе напомнить, как меня, оборванную, голодную, закованную в кандалы, впервые привели к Дорину? Герцог Перангтон заставил меня пасть ниц перед наследным принцем, но ты и не подумал вмешаться. Теперь тебе хватает наглости обвинять меня в бездушии. А известно ли тебе, сколько добропорядочных жителей Рафтхола богатели и жирели за счет эндовьерских рабов, по которым ты скользил скучающим взглядом?
Эдиону хотелось зарычать. Капитан никогда не рассказывал о своей первой встрече с Аэлиной. И об отвратительной сцене, учиненной Перангтоном, тоже молчал. Интересно, вздрогнул ли капитан, увидев шрамы на ее спине? Или он смотрел на террасенскую королеву, как на двуногую, говорящую зверюшку, понадобившуюся для осуществления амбиций наследного принца?
– Нечего меня упрекать, – прошептала Аэлина. – И к гибели Тенюшника я непричастна.
– Рафтхол нуждается в защите.
– А может, сжечь его дотла, – пожала она плечами, направляясь к дверце люка.
Эдиону стало не по себе, хотя он понимал: сказано это было, чтобы позлить капитана.
