Ее первый придворный осматривал жилище своей королевы. Большую кровать, которую Аэлина не удосужилась застелить, очаг, отделанный мрамором, книги и безделушки, а также открытую дверь, ведущую в ее огромный гардероб.
– Смотрю, ты не солгала насчет своей любви к роскоши.
– Ни всем по вкусу нищета воинской жизни. – Аэлина снова взяла Рована за руку.
Она помнила эти мозоли, силу его ладоней. Рован осторожно сжал ее пальцы.
Ей казалось, что она помнила его лицо до мелочей. Лицо Рована постоянно являлось ей в снах – можно даже сказать, преследовало ее. Но сейчас в его лице было что-то новое и незнакомое. Наверное, и Рован, глядя на Аэлину, испытывал схожие ощущения.
Рован открыл рот, приготовившись говорить, но Аэлина решительно замотала головой.
– Сначала мыться, – заявила она. – Ты к себе принюхался, а на свежий нос… это просто жуткая вонища.
Аэлина зажгла несколько свечей вокруг купальной лохани и чуть поодаль, потом быстро накачала воды и затопила печь под баком.
– Здесь тебе не крепость. За купальней никто не следит. Так что придется немного подождать.
Рован смотрел, как она достает полотенца и флаконы с благовонной солью. Один зеленый флакон она сразу высыпала в лохань, после чего, подумав, добавила янтарного благовонного масла.
– Расскажи мне обо всем, – попросил Рован.
Аэлина деревянной лопаткой перемешала воду в баке, чтобы скорее согревалась.
– Обязательно расскажу, но не раньше, чем ты отмокнешь и отскребешь с тела все корки грязи. Сейчас от тебя пахнет не принцем, а бродягой.
– Если мне не изменяет память, когда мы впервые встретились, от тебя пахло еще хуже. Однако я не столкнул тебя в ближайшую сточную канаву Варэса.
– Как смешно! – Аэлина сердито сверкнула на него глазами.
– И пока мы ехали в Страж Тумана, у меня от твоего зловония слезились глаза.
Аэлина повернула рукоятку медного крана. Горячая вода из бака полилась в лохань. Благовония придали ей молочно-перламутровый оттенок.
– Полезай… ваше высочество!
Посмеиваясь, Рован повиновался. Оставив его раздеваться, Аэлина вернулась в спальню, по пути снимая с себя весь арсенал. Потом она неторопливо (даже с нарочитой медлительностью) переоделась в просторную белую рубашку и такие же штаны. К тому времени Рован уже наслаждался горячей, вкусно пахнущей водой, внешне похожей на молоко.
Мылся Рован более чем странно. Он ногтями отскребал себе лицо, шею и грудь. Золотисто-коричневый оттенок кожи свидетельствовал о том, что до отплытия он много времени проводил на воздухе и успел прилично загореть.
Смыв часть грязи, Рован вторично взялся отскребать лицо и шею.
– Даже в Рафтхоле уже знакомы с мочалками, – усмехнулась Аэлина, бросая ему приготовленную мочалку.
Рован молча намочил ее и опять взялся за лицо, шею и затылок. Вода стекала с левой руки, открывая татуировку.
Боги милосердные! Он едва умещался в ее лохани. Но почему он моется без мыла? Аэлина протянула Ровану кусок своего любимого, лавандового. Рован понюхал, сокрушенно вздохнул и намылил мочалку.
Аэлина пристроилась на краешке мраморной облицовки и стала рассказывать. Она рассказала почти обо всем, что случилось с нею за недели их разлуки. Рован слушал, остервенело сдирая с себя корабельную грязь. Покончив с телом, он собрался мыть голову. И тут Аэлина не выдержала.
– Кто же моет голову лавандовым мылом? – возмутилась она.
Вскочив, Аэлина открыла дверцу другого шкафчика, где у нее хранились отвары для мытья волос. Бутылочек там было больше дюжины.
– Роза, алоизия… или лучше это. – Она понюхала пробку. – Жасмин. Как тебе жасмин?
Рован смотрел на нее, и в его зеленых глазах Аэлина прочла ответный вопрос: «Неужели я похож на того, кто всерьез раздумывает, чем мыть волосы?»
– Значит, жасмин, – цокнув языком, объявила она.
Рован не возражал, когда она сама полила его мокрые волосы вязкой жидкостью. Невзирая на прочие ароматы, в воздухе отчетливо запахло летней ночью. Ласковой, когда каждое дуновение ветерка напоминает поцелуй. Аэлина сама стала мыть ему голову.
– А знаешь, я все-таки смогу заплести тебе косички, – раздумывала она вслух. – Правда, тонюсенькие, как мышиные хвостики, и короткие.
Рован урчал, сидя с закрытыми глазами.
– Оказывается, некоторые принцы умеют даже мурлыкать. Кот в доме мне не помешает.
Рован заурчал еще сильнее, что вполне можно было принять за мурлыканье.
Днем она и представить себе не могла, что удостоится привилегии мыть Ровану голову. За сотни лет вряд ли кто-то касался его волос. Да и она никому не оказывала такой услуги. Только себе. Но границы между нею и Рованом всегда были размыты, и их обоих это совершенно не волновало. Он несколько раз видел ее голой, и она видела его почти голым. Они месяцами спали в одной постели. Более того, их связывал ритуал карранам. Рован допустил ее к своей силе, сняв внутренние преграды. Аэлина проникла в такие его глубины, где одна ее неверная мысль… даже полмысли могли разнести его разум. И потому мытье его волос, прикосновение к мокрому телу были… необходимым общением между королевой и ее придворным.
– Ты мне ничего не рассказал о своей магии, – вспомнила Аэлина, продолжая трудиться над его волосами.
– А что рассказывать? – сразу напрягся Рован.
Аэлина наклонилась к нему:
– Например, то, что она у тебя исчезла, как и у меня. Ты ведь еще ни разу не бывал в шкуре бессильного смертного. Мне интересно знать твои ощущения.
Рован открыл глаза и сердито посмотрел на нее:
– В этом нет ничего смешного.
– А разве похоже, что я смеюсь?
– Первые несколько дней мне все кишки выворачивало. Я едва мог пошевелить руками и ногами. Казалось, плотная завеса придавила все мои чувства.
– А теперь?
– Теперь приспосабливаюсь к новому состоянию.
Аэлина ткнула его в плечо. Это напоминало прикосновение к стали, покрытой бархатом.
– Ничего. Приспособишься, ворчун.
Аэлина вспомнила свои ощущения. Конечно, ей было легче. А вот Ровану, привыкшему к магии…
Под конец очистительного ритуала Аэлина заставила Рована с головой погрузиться в лохань.
– Теперь слей воду и ополоснись той, что осталась в баке, – велела она. – А я пойду подбирать тебе одежду.
– Но у меня есть…
– Нет, принц. Твои одежки мы завтра же отдадим прачке, и ты их наденешь, только если она сумеет убрать все слои запахов. А пока будешь щеголять в моих.
– Принцесса, ты успела стать тиранкой, – пробурчал Рован.
