– И что ляжет в его основу? Повиновение и слепая верность?
Эдион не был настроен выслушивать наставления, даже если Рован говорил здравые вещи и каждое слово, раздававшееся из уст принца, ложилось на душу. Эдион целых десять лет мечтал услышать такие слова. Странно, что Рован его опередил. Этот разговор должен был бы начать он сам. Всего несколько недель назад у них с Реном состоялся похожий разговор.
– У нас будет иная основа, – блеснув глазами, ответил Рован. – Защита и служение.
– Аэлине?
Это не вызывало у Эдиона никаких возражений. Он всегда мечтал служить своей королеве.
– Аэлине. Друг другу. И Террасену.
Слова, произнесенные Рованом, не оставляли места для споров. Он был совершенно убежден в том, что говорил.
Здравый смысл Эдиона – к сожалению, он не был самой сильной стороной генерала – вдруг открыл ему, почему сестра приняла у принца клятву на крови.
– А это кто? – чересчур невинным тоном спросила Лисандра, когда они поднялись на второй этаж.
– Рован, – ответила Аэлина, ногой открывая дверь.
– Как он потрясающе сложен. Я никогда не была с фэйским мужчиной. И их женщин тоже не видела.
Аэлина тряхнула головой, пытаясь прогнать оттуда застрявшую мысленную картину.
– Он…
Она сглотнула. Лисандра лукаво улыбалась. Аэлина опустила поклажу на пол гостиной и захлопнула дверь.
– Хватит о нем.
Лисандра хмыкнула, опуская на пол оставшиеся сумки и коробки.
– У меня было две причины появиться здесь. Утром Несарина прислала мне записку и сообщила, что у тебя появился новый гость, весьма рослый и мускулистый. Ему нужна одежда. Одежду я привезла. Но теперь вижу, Несарина не сумела мне объяснить, насколько он рослый и мускулистый. Мои покупки могут оказаться ему в обтяжку. Я ничуть против этого не возражаю. Пусть носит это, пока ты не достанешь ему что-нибудь другое.
– Спасибо, – сказала Аэлина.
Лисандра лишь взмахнула своей изящной рукой. Несарину она поблагодарит потом.
– Вторая причина – новости. Вчера вечером Аробинну сообщили, что в сторону Мората движется тюремный обоз. Повозки плотно набиты, и в них все, кто за последние дни исчез в городе.
Первой мыслью Аэлины было: «Знает ли Шаол? Пытался ли он освободить узников?»
– Аробинну известно, что пропадали те, кто в прошлом обладал магическими способностями?
Лисандра кивнула:
– Он выяснял, кто пропадал и кто потом оказался в тюремных повозках. Нынче Аробинн проверяет родословные всех своих заказчиков, как бы семьи ни пытались скрыть свою причастность к магии. А после запрета люди из кожи вон лезли, только бы откреститься от малейшей причастности к этим делам. Учти это, когда будешь общаться с ним… При твоих способностях.
– Спасибо, что предупредила. – Аэлина закусила нижнюю губу.
Чем она провинилась перед богами, если куда ни глянь – сплошные опасности? Аробинн, Лоркан, король, валгские демоны, ключ Вэрда, Дорин… Аэлину вдруг потянуло заесть все свои беды, налопаться от пуза. Вот только еды на кухне почти не осталось.
– Я не хотела тебя пугать, – сказала Лисандра. – Но когда знаешь, легче подготовиться.
Она покосилась на часы:
– Мне пора. Свидание…
Теперь понятно, почему она не взяла с собою Венгу.
– Тебе еще долго расплачиваться с Кариссой? – спросила Аэлина. – Когда ты полностью освободишься?
– Сама хотела бы знать, – вздохнула Лисандра. – Венга растет, а Карисса постоянно увеличивает сумму долга. Говорит, что такой цветок стоил бы вдвое и даже втрое дороже первоначально названной суммы.
– Какая мразь, – поморщилась Аэлина.
– А что мне остается? – Лисандра выразительно встряхнула рукой с ненавистной татуировкой. – Мне иногда кажется, что я так от нее и не выскользну. И потом, с Венгой не больно-то убежишь.
– Я могу подарить Кариссе такую могилу, которую никто никогда не найдет, – сказала Аэлина, полная решимости осуществить этот замысел.
Лисандра тоже знала, что это не пустые слова.
– Погоди немного. Не сейчас.
– Скажи только слово. С Кариссой расправиться гораздо проще, чем с Аробинном.
Лисандра улыбнулась. Не той жеманной улыбкой, какой ее научили. Настоящей, где сплелись воедино мрачная красота и дикость.
Карту, переданную ему Аэлиной, Шаол разложил прямо на ящике. Он вглядывался в извилистые линии. Смотреть на могучего воина, замершего у входной двери, он избегал. Делать это было непросто. Рован одним своим присутствием стягивал на себя все внимание. Даже заброшенный склад, всегда казавшийся Шаолу большим, теперь вдруг сжался.
Шаолу почему-то не давали покоя слегка заостренные уши Рована, прикрытые короткими серебристыми волосами. Настоящий фэец. Фэйцев Шаол никогда не видел, если не считать той жуткой ночи в подземелье, когда Аэлина ненадолго приняла фэйское обличье. И вот теперь Рован… Рассказывая о Вендалине и Роване, она ухитрилась ничего не сказать о его облике. И о том, насколько красив фэйский принц. Странная забывчивость.
Прекрасный фэйский принц, с которым она провела несколько месяцев, постигая разные фэйские премудрости. А в это время жизнь Шаола разваливалась по кускам. В это время гибли люди. Так откликались здесь ее вендалинские подвиги.
Рован смотрел на Шаола, словно собирался пообедать капитаном. Наверное, превращаясь в хищных зверей, фэйцы не брезгуют и человечиной.
Интуиция требовала от Шаола бежать со всех ног, хотя Рован держался с ним очень учтиво. Отстраненно, с долей настороженности, но вполне учтиво. Шаол не обладал обостренным фэйским чутьем, однако и вполне человеческого чутья ему хватало, чтобы оценить возможности принца. Рован убьет его раньше, чем он успеет схватиться за меч.
– Ты же знаешь, что он не кусается, – чуть ли не пропела Аэлина.
– Лучше объясни, зачем нам эти карты.
– Здесь указаны все слабые места в обороне замка. Зачем это может понадобиться, вам с Рессом и Брулло лучше знать.
Это был не ответ, а отговорка. Шаол рассчитывал увидеть и генерала, но Эдиона нигде не было. Возможно, прятался где-то за ящиками и все слышал. У него же обостренный слух, как у фэйцев.
– Ты хочешь сказать, карты пригодятся, когда ты соберешься уничтожить часовую башню? – спросил Шаол, сворачивая карту и убирая во внутренний карман камзола.
– Возможно, – уклончиво ответила Аэлина.
Шаол обуздал вспыхнувшее раздражение. Пожалуй, Аэлина стала поспокойнее, словно ушло невидимое напряжение, владевшее ею. Голова капитана сама собой норовила повернуться в сторону двери. Шаол ей этого не позволил.