Бабушка сказала, что Белинда и Текс гораздо меня старше. На тот момент они уже учились в старших классах в другом штате. Я недоумевала: какое отношение эти дети имели ко мне?
Я никогда в жизни их не видела, а тут бабушка сообщает, что они мои не просто кузины, а брат и сестра. Я не очень поняла слова бабушки о том, что они сводные. Я слышала, что мать развелась с Паоло, и это было нашим семейным секретом. Черт, да я вообще не знала никого в разводе. Единственным разведенным человеком, о котором я слышала, была Элизабет Тейлор. Что вообще значит «сводные брат и сестра»? Потом бабушка объяснила мне, что это другие дети матери от другого мужа. Я спросила: родились ли эти дети от Паоло, которого мой отец в свое время отдубасил? Бабушка очень уважала Паоло и не понимала, как мать могла его бросить, поэтому на пару минут она задумалась. Потом она сказала, что эти дети не от Паоло, а от первого мужа матери по имени Текс. Его существование было для меня полной неожиданностью. Я, как оказалось, ничего не знала о жизни матери до того, как она поселилась в Личфилде. Мне было известно, что она училась в художественном колледже в Нью-Йорке во время войны. Я и слыхом не слыхивала о других детях. Мать всегда говорила нам, что мы с Лишей – ее единственные поздние дети, которые родились у нее после тридцати. Я уставилась на фотографии и смотрела до тех пор, пока бабушка не сложила фоторамку и не спрятала в карман.
Пока я переваривала эту информацию, бабушка сделала то, что, по мнению Лише, было невозможно и никак не вязалось с ее характером. Она схватила меня за плечо и дыхнула на меня запахом смерти. Максимально приблизившись к моему лицу, бабушка сказала: если я не буду слушаться мать, то меня отошлют в другую семью, как поступили с Белиндой и Тексом. Они уже больше никогда не увидят маму. Глаза бабушки за очками в роговой оправе совсем побелели.
Тут я поняла: мерзкий запах исходил вовсе не от еды, тухнувшей где-то в углу или под кроватью. Запахом смерти веяло от бабушки, ее тело пожирал рак. Если бы мне тогда сказали, что в ее животе завелись десятки маленьких водяных щитомордников, я бы не удивилась. Бабушка намазала себе под носом «Звездочкой» для того, чтобы отбить запах собственной смерти. Ее аромат наслаивался на запах гниения, и в результате дышать было невозможно.
До бабушкиной комнаты я слышала этот запах лишь однажды, когда мы с отцом рыбачили в лодке. Мы плыли среди зарослей вьюнка, когда отец неожиданно резко махнул веслом всего в нескольких сантиметрах над моей головой. Капли с весла упали на мои голые плечи, и я услышала, что что-то упало в воду поблизости от лодки. Отец сказал, что над моей головой в зарослях висел водяной щитомордник, готовый меня укусить. После этого я долго мелко дрожала совсем не от холода.
И в тот день, когда я была одна с бабушкой, и меня никто не мог спасти, я тоже начала дрожать, отодвинула ее кресло и бросилась на кухню.
После того как мать вернулась, бабушка заставила ее меня отшлепать. Она заявила, что я лазила по ящикам в ее комнате и украла беруши, с чем я даже не удосужилась спорить. Раз в жизни я последовала совету Лиши и стояла смирно, чтобы не растягивать экзекуцию. Мать закусила губу и механически била меня по попе.
Во время этого наказания я начала забывать о Белинде и Тексе. Я стерла их из своей памяти на девятнадцать лет. Я даже не упомянула Лише о том, что рассказала мне бабушка, хотя советовалась с сестрой по поводу всего, что касалось матери. Гораздо позже я узнала, что бабушка показывала эту фотографию и моей сестре, но и она твердо решила забыть об этих детях. Получается, что мы обе сознательно выбрали амнезию. Я понимала, что три мужа – это уже слишком. Это грань между досадными ошибками и плохой привычкой. Поэтому мой ум наотрез отказывался воспринимать информацию о еще двух детях матери.
Не знаю, почему мне так легко удалось забыть Текса и Белинду. Чаще всего меня можно было убедить во всем что угодно. Например, в тот год Лиша (без каких-либо доказательств) уверила меня в том, что я – робот, созданный для помощи ей. Она заявила: если я не буду работать, то меня отключат. Как видите, меня было легко убедить в моей нечеловеческой природе, неадекватности и вообще в том, что со мной что-то не так. Сейчас я понимаю: мне просто было очень страшно оттого, что мать взяла и запросто потеряла двух своих детей. Эти дети родились из тела моей матери, как и я сама, значит, мать может так же легко потерять и нас с Лишей. Если бы я поверила в существование других детей, мне пришлось бы жить в постоянном страхе, что мать исчезнет из нашей жизни. Мы станем ее очередным секретом.
В общем, бабушкины слова о том, что меня могут отослать в другую семью за плохое поведение, я восприняла как вполне реальную угрозу.
После ее рассказа о двух детях я начала еще внимательней следить за матерью, пытаясь заметить в ее поведении черты нервности. Но до появления урагана «Карла» я ничего не замечала, что, вполне возможно, и является главной особенностью поведения любого нервного.
Я пристально следила за ней. Мать в свою очередь внимательно смотрела сводки погоды. У нас был небольшой переносной телевизор с антенной, которую мама отломала в сердцах. Вместо антенны в него вставили железную вешалку, что придавало ему вид зайца с ушами. Картинка на экране была бледно-голубой или пепельно-белой. Фигуру диктора прогноза погоды окружал сверкающий нимб. Тогда в прогнозе не показывали красивые карты или виды из космоса. Диктор по совместительству вел еще детскую передачу. Он стоял у белой доски, на которой от руки была нарисована линия побережья, с толстым фломастером в руке. Нарисованные от руки спирали изображали тропические штормы. Размашистыми движениями ведущий рисовал на белой доске стрелки, показывающие направление движения шторма (ураганы неизменно приходили на восточное побережье Техаса с северо-запада: из стран Карибского бассейна через острова Флорида-Кис). Когда ведущий рисовал огромную спираль, закрывавшую сотни километров побережья, и говорил, что сила ветра доходила до двести сорока километров в час, все понимали, что надвигается ураган.
После этого люди начинали гадать, на какое место на побережье обрушится вся сила урагана. Говоря о нем, местные жители использовали глагол «въедет», словно речь шла о бездомном родственнике. Можно было заехать на любую заправку, и работник, заправляющий автомобиль, неизбежно спросит тебя о том, в каком месте, по твоему мнению, пройдет ураган.
Догадки, в каком месте ураган вступит на материк, были любимым занятием, сравнимым по популярности с футболом в старших классах. Все, работающие в Мексиканском заливе: от ловца креветок до рабочего с нефтяной платформы в одночасье становились оракулами. Когда один из таких людей входил в «Американский легион», бармен наливал ему бесплатное пиво, посетители поворачивались на стульях в его сторону и замолкали, а игравшие в бильярд прерывали игру. Большинство рыбаков с большой радостью пользовались такими привилегиями. Их высказывания приобретали красочность и мистичность магии вуду. Какой-нибудь рыболов мог заявить: «Вчера вокруг луны был оранжевый ореол. Этот шторм войдет через Сабин-Пас
[15]».
