– Что это ты надела? Не слишком коротко?
– Никита дала поносить. Может, использую в какой-нибудь сцене в спектакле. – Оглянувшись, она посмотрела на меня с упреком: – В доме нечего есть. Холодильник пустой. Ладно, возьму что-нибудь в буфете.
– Как это холодильник пустой? Подожди, я тебе что-нибудь разогрею.
– Ты ездила к бабушке? – спросил Тео, не поднимая головы. Он сидел за столом, рылся в портфеле.
– Погоди секунду, Наоми, когда ты…
Поздно. Дверь за ней уже закрылась.
– Воспринимай это спокойно, мам, – произнес Тео скучающим тоном. – Сегодня у них репетиция в костюмах, через пару дней премьера. Она сейчас как шизанутая.
Я поставила на пол сумку и включила чайник.
– Да, я понимаю, она вся на нервах.
В холодильнике под батоном хлеба обнаружилась упаковка филе камбалы, купленная месяц назад, и полпакета картошки фри. Я заварила чай для нас с Тео и поставила рыбу в СВЧ-печь.
– Как бабушка? – спросил Тео.
– Она подарила нам коттедж.
– Клево! – Тео радостно вскочил. – Пойду приведу Эда.
– Он дома?
– Спит. Но я разбужу.
В последний раз, когда мы отдыхали в коттедже больше года назад, мальчики почти никуда не ходили. Пару раз ездили в Бридпорт фотографировать. А так прогуливались до берега и обратно.
Эд спустился на кухню, протирая глаза, весь помятый. Тео стоял рядом, улыбался. Я озадаченно смотрела на них.
– Мне казалось, вы уже выросли, чтобы проводить время в коттедже.
– Но если он наш, то там можно иногда собираться с ребятами. Это же классно. – Голос у Эда был непривычно веселый. – После экзаменов.
– Вы что, собираетесь превратить коттедж в место сборищ? – спросила я.
– Вот ты всегда так, – буркнул Эд. – Это нельзя, то нельзя. Ничего нельзя. Я пошел к себе. Мы уже поели. – Он побежал вверх по лестнице.
Тео пожал плечами и последовал за ним.
– Мы поели пиццу. И нам надо позаниматься. Много задали.
– Они хотят провести там время с друзьями, что в этом плохого? – удивился Тэд, когда мы сели ужинать. – Давай разрешим. Пусть порадуются.
В этот момент на кухню медленно вошла Наоми. Глаза у нее были очень усталые. Когда она садилась рядом с Тэдом, от нее пахнуло алкоголем. Вот это новость. Ведь Наоми никогда не нравился вкус спиртного. Она отказывалась даже попробовать вино на Рождество или семейные праздники.
– Ты что, выпила, дорогая? – удивленно спросила я.
– Так пахнет новое средство для удаления грима, мама, – ответила она, накладывая себе картошку. – Мне тоже не нравится.
Слава богу, что щеки у нее не впалые. Моя дочь не терзает себя диетой, как подруги, а то, что она врет, это плохо. Я не поверила в сказку про средство для удаления грима. Но почему не сказать правду? Ну выпила бокал вина, подумаешь, какое дело. Нет, все надо превращать в тайну. Правда, у меня в ее возрасте тоже были тайны, целая куча. Я их теперь и не помню.
Она переоделась в школьную форму и выглядела опрятно. Я улыбнулась. Пусть знает, что со мной можно делиться секретами без опаски. Я всегда на ее стороне.
– А что с платьем, которое тебе дала Никита?
– Миссис Мирс сказала, что Марии оно не подходит. Я его вернула, – Наоми задержала на мне взгляд. – А насчет коттеджа – это правда?
Услышав мой ответ, она выпрямилась.
– Так это же то, что нам нужно. Просто невероятно.
– Кому нам?
– Ну, тем, кто участвует в спектакле. Мы хотим поехать куда-нибудь на уик-энд перед премьерой. Завтра. Можно в коттедж, мама? Всего на день.
– И много вас?
– Ну, не очень. Сколько влезет в автомобиль Джеймса. Вернее, его отца. Никита, конечно, тоже будет.
– А что за Джеймс?
– Он учился на класс старше, но теперь проходит курс повторно. Играет Чино.
– А, тот самый Джеймс, теперь вспомнила. В прошлом году он приходил помогать тебе по математике.
– И Никите тоже, – сказала она, почему-то нахмурившись.
Понятно, девочка что-то скрывает. Но сейчас не время допытываться.
– Так нам можно в коттедж, мама?
Ну как я могла отказать? Пусть поедет с друзьями, развлечется. Надеюсь, за день они там ничего не поломают.
Глава 10
Дорсет, 2010
Год спустя
Спальня Мэри окрашена в теплые тона. Красновато-коричневые стены, розовый ковер, светло-синий мохеровый плед, аккуратно сложенный в изножье кровати. Его вид настолько приятен, что я не могу удержаться и прикладываю его к лицу. В небольшом пятне солнечного света на стеганом одеяле спит полосатый котенок, мягко поднимая и опуская свои узорчатые бока. Я смотрю в окно. В небольшом огороде все овощи уже выкопаны. Рядом в загончике, огороженном мелкоячеистой сеткой, бродят, поклевывая землю, куры.
Тем временем серое облако заслоняет солнце, лишь по его краям видно ярко-оранжевое сияние. Плед по-прежнему у меня в руке. Он необыкновенно мягкий. Хочется лечь на кровать рядом с котенком и закрыть глаза. В этой комнате царит покой, какого я давно не ощущала. Возможно, год назад в Бристоле выдалась одна такая суббота. Последний раз, когда мы с Тэдом были счастливы вместе.
Бристоль, 2009
За пять дней до исчезновения
Эта суббота стала настоящим праздником. Тэд был дома. Утром я позвонила в детскую больницу узнать, как Джейд. Состояние у нее было стабильное, начался курс химиотерапии. Я сказала, что заеду к девочке на следующей неделе. А потом мы с Тэдом сходили в художественную галерею. Затем был ланч в пабе. Посидели рядом, почитали газеты. Мы уже очень давно так не проводили время. Мешала его работа. Он ведь редкую субботу не ездил в больницу. Там постоянно появлялись дела, которые надо было закончить. Сегодня ему тоже пару раз оттуда звонили, но как-то обошлось.
Мы вернулись домой. Там стояла тишина. Вероятно, на меня это подействовало, потому что я вдруг взяла мягкий карандаш 3В, лист бумаги и стала набрасывать эскиз портрета Тэда, который взялся править написанную для «Британского нейрохирургического журнала» статью. Читая, он время от времени потирал пальцем правую бровь. Мой карандаш метался по белой шероховатой бумаге, оставляя толстые серые следы. Тэд иногда на меня посматривал и улыбался. В эти моменты нас обоих пронизывало ощущение глубокого покоя. И помню, я тогда подумала, что вот, наверное, так будет все время, когда мы наконец перестанем работать, а дети заживут каждый своей жизнью.
Дверь тихо отворилась. Я подумала, что это от ветра, встала закрыть и увидела Наоми, тихо стоящую на пороге. Лицо у нее было какое-то новое, незнакомое. Она шевелила губами, словно разговаривала сама с собой.
