– В школе уже трижды побывали полицейские, – проговорила директриса, нахмурившись. – Тем не менее с вами хочет поговорить миссис Эндрюс, классная руководительница Наоми. – Мисс Уинем кивнула в сторону стула, где сидела интересная молодая женщина, которую я, войдя, не заметила.
Она встала и подошла ко мне.
– Здравствуйте, доктор Малколм. Я Салли Эндрюс.
Она слабо пожала мне руку, поправила волосы. Затем мы сели рядом на диван.
– Я очень переживаю о случившемся. Со мной говорили полицейские, просили вспомнить, не заметила ли я что-нибудь необычное, касающееся Наоми. И вот вчера, когда я лежала в ванной, мне неожиданно пришло в голову, что Наоми последние два месяца была какая-то другая.
– Что значит другая?
– Задумчивая. Я спросила, как она себя чувствует. Наоми ответила, что прекрасно.
Я молчала. Салли Эндрюс заметила ее беременность, но не поняла, что это такое.
– Меня это не сильно обеспокоило, – продолжила она. – Всякое бывает. Но однажды Наоми удивила меня вопросом. – Салли Эндрюс сглотнула. – Можно ли вернуться и сдать экзамены, если бросить школу.
– Что значит бросить школу?
– Вот и я удивилась. Подумала, что, возможно, она хочет передохнуть после сдачи базового экзамена. Некоторые девочки так делают. Уходят на время из школы, а потом возвращаются, чтобы сдать экзамен уровня А
[1]. И вот теперь, после исчезновения Наоми, к ее словам, мне кажется, следует прислушаться. Что стояло за ее намерением бросить школу?
Я представила себе учительницу в ванне, ее стройное тело, на голове купальная шапочка. В гостиной муж смотрит телевизор.
– Я решила рассказать вам об этом. На всякий случай.
Щеки учительницы порозовели.
Я поблагодарила ее и директрису и ушла. Значит, Наоми собиралась бросить школу. Но не сейчас, а летом. И собиралась вернуться. Боюсь, что с ее исчезновением это не связано.
Приехав за мной, Майкл удивился. Я стояла на кухне в полной готовности. На плече сумка, в руке папка с листовками.
– Поехали? – спросил он.
Я кивнула, и мы вышли. Я не заметила в нем никакого смущения, когда он открывал дверцу машины и впускал меня внутрь. Как будто никакого поцелуя не было. Я рассказала ему о встрече с Салли Эндрюс.
– Узнав о своей беременности, Наоми начала готовиться к родам. В любом случае базовый экзамен пришлось бы пропустить. Она интересовалась, можно ли сдать его позднее.
Он внимательно слушал, кивая.
А я все думала, скользя взглядом по тротуарам, заполненным людьми, среди которых не было Наоми. Глядя на них, живых и невредимых, я понимала, что потеряла свою дочь задолго до ее исчезновения и даже понятия не имела, что она собой представляет.
Глава 21
Дорсет, 2010
Тринадцать месяцев спустя
Он нам Всевышним дан
Спаситель, сын Марии…
Звонкие голоса парят над серыми камнями стен, витражами и поросшими лишайником могильными плитами. Славят рождение Иисуса.
А мне, чтобы вызволить Наоми, делали кесарево сечение. И все получилось легко по сравнению с тем, как я мучилась с мальчиками. Ее приняли и сразу сунули мне, мокрую от крови. Когда я прислонила ее к себе, она обожгла мне кожу. И спокойно смотрела, как будто узнавая. Потом ее завернули и передали Тэду. Он стоял с ней, пока меня зашивали. И она так же смотрела на него.
Берти фыркает и поднимает у церковной стены лапу. Мы медленно движемся дальше по дорожке. Я вчера так и не дождалась, когда дети вернутся из паба, очень хотелось спать, но все равно сейчас чувствую себя невыспавшейся. Дорожка ведет к берегу. История нашей деревни уходит в глубь веков. По этой дорожке, возможно, ходили контрабандисты. Старожилы утверждают, что по ночам здесь можно услышать топот сапог, конское ржание, плеск весел и громыхание повозок с бочонками рома. А сегодня утром слышно лишь слабое потрескивание льда под ногами. С живой изгороди с тревожным криком взлетает фазан. Мы с Берти идем дальше, и мелодия Генделя позади стихает.
Мы выходим на пустынный берег. Останавливаемся, любуемся прибоем. Солнечные блики на воде шевелятся, и когда я прикрываю глаза, мне видятся городские огни. Яркие, какими они были в вечер появления Наоми на свет. Психолог посоветовал не бередить воспоминания, оставить их словно завернутыми в тонкую бумагу до тех пор, пока я не почувствую себя достаточно крепкой. Вот сейчас я так себя и чувствую. Город тогда простирался передо мной, подобно красочному живописному холсту. Из окна палаты огни внизу казались загадочными и волшебными. Я знала, что мостовые, где проезжают машины, грязные, но с четвертого этажа родильного дома они казались праздничными и безупречно чистыми. В отдалении Клифтонский подвесной мост через реку Эйвон сиял огнями, похожими на свечи на именинном торте в темной комнате. Ее головка, когда я прикасалась к ней губами, была мягкой и податливой, волосики похожи на влажные перышки. Я сидела у окна на стуле, морщась от боли. Швы только что наложили. Наоми пошевелилась и захныкала. Я осторожно направила ее головку к соску. Кормя грудью, я чувствовала полное с ней единение, словно она по-прежнему находилась внутри. Тэд ушел домой спать. Я представила, как он лежит, повернув лицо в мою сторону, рука на моей подушке. Наверное, мирно посапывает. Помню, как я баюкала ее, прижав к плечу, и улыбалась. И как тепло дочки проникало мне в сердце.
Снова повалил снег. Пора домой. Я осматриваюсь. Берти должен быть сзади, но его нет. Неужели побежал к воде? Но и там я его не вижу. Где же он? А волны такие высокие. Я громко зову его, бегая по берегу, спотыкаясь о гальку. Мой голос относит ветер. Может, он пошел по дорожке домой? Нет, вот он, за лодкой, дрожит. Должно быть, накрыло волной. Я поднимаю его, он встряхивается и виляет хвостом.
– Глупый, глупый пес, – я прикладываю щеку к его шелковистой влажной голове. – Никогда больше так не делай.
Я возвращаюсь в коттедж. Там уже все встали. В камине ярко полыхает огонь. Вытираю Берти насухо полотенцем, вдыхая запахи кофе и хлеба. Сэм в моем фартуке сияет белозубой улыбкой. Кивает на блестящую вафельницу на столе, перевязанную красной лентой с бантом наверху.
– Это вам подарок. Оцените вкус.
На тарелке рядом – хрустящие золотистые вафли. Напряжение, возникшее при встрече, улетучилось. Чувствую, что теперь мы с ним познакомились по-настоящему.
Из гостиной появляется Эд. Худой. Вчера я как-то этого не заметила. Спрашивает, не глядя на меня:
– Когда приедет папа?
– Не знаю. Вчера прислал сообщение. К Рождеству не успевает. Наверное, проблемы с вылетом.
