– Я так и знал. Решил продлить отпуск, – он садится. Смотрит, как Сэм замешивает тесто для следующей партии вафель, затем поворачивается ко мне: – Это ведь из-за той женщины?
– Какой женщины? – не понимаю я.
– Ради бога, мама. Не надо передо мной притворяться. Я все знаю.
– Что ты знаешь?
– Насчет Бет, конечно. Они приезжали ко мне перед отъездом в Южную Африку. Я уверен, это она решила остаться. Сафари или что-то в этом роде. – Эд произносит ее имя будничным тоном, как нечто само собой разумеющееся.
Тэд тогда сказал, что сглупил, и это было всего один раз. И я решила ему поверить. Теперь я сижу, стараясь выглядеть спокойной.
– Молодец наш папаша, – Эд усмехается.
– Но, может быть, действительно отменили рейсы, – говорю я.
– Не надо придумывать ему оправдания. – Он пожимает плечами. – Хотя кому до этого дело? Почему это должно нас волновать?
Он не прав. Я не ему придумываю оправдания, а себе. Я действительно подумала, что рейс отменили. Какая глупость. Я оглядываю кухню. Мое сознание ищет, за что бы ухватиться. Мальчики. Майкл. Берти. Мои картины. Коттедж. Мэри и Дэн.
Входит Тео. Целует меня, потом Сэма.
– Меня целовать не смей, – восклицает Эд, прикрываясь обеими руками.
– Не беспокойся, к тебе я прикасаться не собираюсь. – Тео берет вафлю. – Какая прелесть.
– Папа не приедет, – сообщает Эд.
– Что? – переспрашивает Тео с полным ртом.
– Оттягивается в Африке по полной со своей подружкой.
– Подружкой? – Тео перестает жевать. – Какой подружкой? – Он смотрит на меня.
– Маме наплевать, – поясняет Эд. – Да и нам всем тоже.
– Это означает, что каждому достанется больше вафель. – Сэм смеется и выкладывает на тарелку еще две штуки.
Как хорошо, что с нами Сэм. Я полюбила его в эту минуту. Тео видит, что я улыбаюсь, и на его губах тоже возникает слабая улыбка. На пару секунд становится тихо, и в этот момент, как в театральной постановке, на сцене появляется Софи в красновато-оранжевом пуловере. Смотрит в мою сторону, проверяя, как я, затем поздравляет всех с Рождеством.
Сэм идет в гостиную, все остальные следуют за ним. Здесь он становится перед хорошо натопленным камином и открывает бутылку шампанского, одну из тех, что привез с собой. Пробка ударяет в потолок, пена вытекает на его рукав, пока он наполняет наши бокалы. Первый он протягивает мне, улыбаясь своими добрыми карими глазами.
– За смелость.
– За смелость, – отвечаю я, с улыбкой поднимая бокал.
– Да, мама, – говорит Тео, – ты очень смело поступила, собрав нас всех на Рождество.
«Какая тут смелость? – мысленно отвечаю я. – Это вы меня спасаете».
Я отворачиваюсь, смотрю в окно. В саду кто-то, возможно Тео или Софи, разбросал хлебные крошки поверх дальней стены. Теперь птицы, маленькие мечущиеся создания, веселятся там, перелетая с места на место. И я вдруг вспоминаю наш медовый месяц, проведенный в палатке в Серенгети. Мы едим, а вокруг нас птицы. Спускаются на столик, дерутся из-за крошек. Тэд меня обнимает. Мы нужны друг другу все время, каждую секунду. Это и есть счастье. А теперь он опять в Африке, но с другой. Они вместе уже целый год. Видимо, отмечают там юбилей, годовщину. Вот, значит, как он сглупил.
– Мама, закрой глаза и приготовься получить подарок.
Он не переставал с ней встречаться и все лгал и лгал.
– Эд, ты тоже приготовься.
Какая я была глупая и доверчивая! Все как на ладони, но я отказывалась это видеть. Закрыв глаза, я ощущаю слабый аромат лаванды.
– А теперь открой глаза.
Тео и Сэм принесли из машины большой плоский пакет и прислонили его к стене. Тео протягивает мне ножницы, но не убирает руку от пакета.
– Погоди смотреть, я кое-что скажу.
– Говори скорее, мне не терпится.
Аромат лаванды вытесняет запах поленьев в камине и шишек на рождественской елке. Это наверняка фотографии, сделанные Тео в Нью-Йорке. Возможно, он с Сэмом на фоне какой-нибудь достопримечательности.
– Там Наоми, мама, – предупреждает Тео напряженно.
Я срываю обертку.
Качественный, талантливо выполненный монтаж из фотографий Наоми в красивой раме. В центре – большой снимок, где она в костюме Марии, снятая для афиши «Вестсайдской истории». Тогда она, наверное, уже была беременна. Вокруг – множество фотографий разных размеров и формы. Трехлетняя Наоми на спине у Тэда; пятилетняя, с неровной челкой, которую сама себе подрезала; двенадцатилетняя, с хоккейной клюшкой, рядом Никита, обе смеются.
– Тео… – я замолкаю, не в силах говорить.
– Извини, мама, – смущенно произносит он.
– Я тебя предупреждал, – тихо говорит Сэм. – Давай унесем это отсюда.
Он наклоняется, чтобы поднять раму, но я его останавливаю.
– Погодите. Все в порядке. Это просто чудесно. Его надо повесить вон там, над дедушкиным креслом. Отсюда мне будет хорошо видно.
– Я собрал их и думал просто тебе подарить, – объясняет Тео, – а потом решил вот так оформить. Только, наверное, поторопился. Надо было подождать.
– Большое спасибо, Тео. Это замечательный подарок.
Эд подкладывает в камин поленья. Сэм взялся готовить рождественский пирог. Он привез все из Америки – кукурузную муку, клюкву, начинку. С ним на кухне запираются Тео и Софи. Не позволяют мне войти.
– Отдохните, пожалуйста, а мы поработаем. – Софи улыбается и закрывает дверь.
Эд у камина читает какую-то новую книжку. Вчера выговорился и теперь спокоен.
Раздается негромкий стук в дверь. Эд встает, идет в прихожую. Через несколько секунд оттуда доносится:
– Привет. Твоя елка выглядит классно. Иди посмотри.
– Нет… я… пришел попросить дров, у бабушки закончились.
Дверь кухни открывается. Появляется Сэм, вкладывает в руку Дэна бокал с шампанским.
– Разве можно зайти в гости на Рождество и не выпить? – голос у него теплый и приветливый.
Дэн снимает ботинки и входит. Куртка с капюшоном расстегнута, под ней видны джинсы, сползшие на бедра. Он бросает на меня взгляд, как бы спрашивая. Я поднимаю свой бокал, улыбаюсь. Сэм уводит его на кухню. А Тео тем временем выходит во двор, нагружает в ручную тележку поленья и везет к Мэри. Там он объяснит ей, что внук на некоторое время у нас задержится.
Мы все усаживаемся за кухонный стол. На нем свечи, увитые плющом и остролистом. Софи покормила Берти, и он сидит у ее ног. Сэм ставит перед Дэном тарелку с дымящейся тушеной индейкой в пряной подливке. Тот смущен.
– Я не собирался…
