– Но ты сказал тогда, что это было только один раз.
Он краснеет и отводит глаза, а память возвращает меня к эпизоду на раннем этапе поисков, когда мы вечером сидели с Майклом, дожидаясь прихода Тэда с работы. Мне тогда его вопросы показались неуместными. Я испугалась, что он подумает, будто Наоми действительно принимала наркотики, и станет попусту тратить время.
– Ваша Наоми курит?
– Нет.
– Пьет?
– Никогда.
– А наркотики?
– Нет. Вернее, пробовала один раз.
– Вот как?
– Несколько месяцев назад. С приятелями на вечеринке. Она призналась Тэду, что покурила с ребятами марихуаны. Больше такого не было. Я в этом уверена.
– Что за ребята?
Имен я не знала. Но он опросил всех. Ни один не признался. Больше об этом никто не вспоминал.
Подходит официант. Собирает тарелки, вилки, ножи. Руки у него крепкие, загорелые. На вид ему чуть больше шестнадцати. Наверное, занимается спортом. Тэд просит его принести кофе. Он серьезно кивает и уходит.
– Если ты имел в виду тот случай, то зачем тогда повторял о своей вине? – спрашиваю я.
– Не знаю.
– И все же, Тэд, почему?
Он молчит, трет пальцами правую бровь.
– Видно, вспомнилась Африка. Там столько детей-наркоманов. Повсюду. Лежат на тротуарах в полной отключке. Понимаешь, дети. И я пожалел, что тогда поверил ей на слово и не пытался проверить.
– Но она всего один раз покурила травку, Тэд…
Его щеки снова порозовели. Он шевелится на стуле, не поднимая глаз.
– Травка действительно была всего один раз, Дженни. Но потом появился кетамин.
Я перестала слышать разговоры и звон посуды, как будто нас отделили от остальных посетителей в зале плотным покрывалом.
Кетамин. Кровь бросилась мне в лицо.
– Почему ты ничего мне не сказал? – я повысила голос, и молодые парень с девушкой за соседним столиком посмотрели в нашу сторону.
– Я все рассказал полицейским, – Тэд бросает на меня взгляд и снова опускает глаза. – Когда ездил туда, ну… насчет Бет, – он наливает себе вина и быстро опрокидывает его в рот. – Рассказал о кетамине. Они думали, что это к делу не относится, но собирались проверить.
– Кто они?
– Майкл оставил меня с двумя дежурными полицейскими. Фамилии я не запомнил. Они все записали.
– И что?
– Ничего. Больше этот вопрос не возникал. Наверное, для поисков Наоми это было не важно.
– Но они могли об этом просто забыть.
– Это были профессионалы.
– И профессионалы делают ошибки.
Он отводит взгляд и постукивает по столу пальцами.
Молодой официант приносит кофе. Осторожно ставит на стол поднос с кофейником, чашками и молочниками. Потом улыбается и уходит.
– Как ты об этом узнал? – спрашиваю я, наливая нам кофе.
– Это случилось, когда она проходила в моей лаборатории школьную практику. Помнишь?
Конечно, я помнила. Ведь это была моя инициатива.
Тебе такая практика очень полезна, дорогая. Посмотришь, что интереснее – театр или медицина. Эд уже пробовал, теперь твоя очередь. Если будешь рано вставать, сможешь сопровождать папу на обходах.
Она обрадовалась возможности поработать в больнице отца. Вставала рано, ни разу не проспала.
Тэд тем временем продолжал:
– …В ее обязанности также входило вести учет лекарств, используемых при травмах спинного мозга. В частности, она заполняла бланки заказов на кетамин для анестезии крысам. Все делала аккуратно и вовремя. Я ею гордился. – Он замолкает. Ставит локоть на стол, чтобы подпереть подбородок. От этого его голос становится приглушенным.
– Ее никто не контролировал, но однажды я заметил несоответствие между тем, что было указано в бланке заказа, и использованным. Она сказала, что уронила на пол целую коробку, – Тэд опускает глаза и понижает голос: – Даже показала мне осколки.
– Неглупо, – тихо говорю я. – И как же все выяснилось?
– Она случайно забыла в лаборатории сумку. Я не знал, чья она, и заглянул. В бумажнике была ее банковская карточка, а рядом аккуратно завернутые в бумагу шесть флакончиков кетамина.
Представляю себе состояние Тэда, когда он это увидел.
– Кетамин я забрал, а сумку принес вечером домой и оставил на кухне, чтобы попалась ей на глаза утром. На следующий день ушел рано. Потом она приехала в больницу, нашла меня и начала плакать. Сказала, что взяла кетамин для приятелей. Тех, с кем тогда на вечеринке курила травку. Это ребята постарше. Они узнали, что она имеет дело с кетамином, и уговорили принести. Наоми клялась, что сама кетамин никогда не принимала.
– И она мне ничего не сказала? Как же так?
– Я советовал ей это сделать, но она ни в какую. Говорила, что тебе лучше об этом не знать. Что ты предъявляешь ей слишком высокие требования и будешь сильно разочарована.
– Это неправда, – возражаю я. – Ничего особенного я от нее не требовала. Мне казалось, что у нас дружеские, доверительные отношения.
Вот именно казалось. На самом деле я ничего не знала – ни о ее связи с Джеймсом, ни о беременности.
Вино в бутылке почти закончилось. Я выливаю остатки в его бокал. Он быстро выпивает и подзывает официанта, чтобы расплатиться.
– Почему ты не рассказал мне об этом тогда? – спрашиваю я.
Тэд молчит. Мне становится зябко. За окнами хмурый январский день. На рождественской елке тускло мерцают разноцветные шарики.
Бристоль, 2009
Спустя одиннадцать дней
Стеклянный флакончик был холодным. Осторожно держа его в руке, я вышла из комнаты Эда, спустилась по лестнице и через заднюю дверь вышла в сад. На холоде думать было легче.
Значит, Эд мне лжет, и, наверное, уже давно. Таскает из моей сумки наркотические препараты, возможно на продажу. Отсюда и деньги. Аня споткнулась о сумку, потому что он брал ее и забыл поставить назад. Эд ворует у меня лекарства. Разве такое возможно? А то, что Наоми отсутствует уже одиннадцать дней, – это возможно?
Я следила за стрелками часов – как они крутятся по циферблату, время от времени поглядывая на телефон, ожидая звонка в любой момент. Развесила листовки с ее фотографией всюду, где мне посоветовали – у газетных киосков, почтовых отделений, библиотек, травмпунктов и станции «Скорой помощи». Вечером ходила по улицам и сидела на пристани, глядя в черную воду. Разговаривала с Никитой, Шен и Джеймсом. И очень много стояла, как стою сейчас, потому что сидеть было неправильно, нехорошо, слишком удобно. Только сегодня за работой я ненадолго об этом забыла. Нет, не забыла, а всего лишь отвлеклась. Если возможным оказалось потерять ребенка, то возможно все.
