– Давно не было вестей от тебя.
– Тинольд! Ты зачем так пугаешь?
– А ты зачем так поступаешь, Алира? Не предупредила нас о нападении, а потом сама же в нем участвовала…
– Я предполагала это, когда виделась с Вильданом в последний раз, – ответила я, пытаясь заставить себя рассказать о полном подчинении воле Сантаны, но не могла найти способа обойти ее прямой приказ.
– Вильдан велел привезти тебя к нему, когда ускользнешь из лагеря.
– Зачем? – испуганно спросила я.
– Не знаю. Наверное, хочет что-то выяснить для себя. Например, насколько можно доверять тем сведениям, что ты нам приносила раньше. Зачем обманула его, сказав, что не участвовала в нападениях? Он спрашивал у меня после случая с обозами, и я рассказал, как поймал тебя у деревни.
– Я не хочу ехать.
– Хватить трусить, Алира.
– А ты бы не струсил?
– Ты должна определиться – помогаешь нам или ведьмам. Если ведьмам, то я ухожу и больше сюда не вернусь, а Вильдан, скорее всего, не пощадит тебя, если вздумаешь напасть на кого-нибудь из беззащитных людей. Если же помогаешь нам, то решайся встретиться с ним сегодня.
– Да чтоб вы провалились вместе с Вильданом! – в сердцах сказала я, – а заодно прихватили б с собой Сантану. Я не на ее стороне.
– Тогда едем со мной, карета ждет. Мы будем у дома Вильдана как раз на закате, объяснишь ему все сама.
Я задумчиво рассматривала запыленные кончики коричневых ботинок, а потом глубоко вздохнула и приняла решение:
– Поехали.
Стоит ли говорить, что в знакомую библиотеку я входила со страхом, и замерла неподалеку от двери, когда Вильдан, сидевший за письменным столом, поднял голову и посмотрел на меня. Взгляд был холоден как никогда.
– Отважилась прийти? – спросил он.
– Тинольд меня уговорил.
– А сама?
– Не пришла бы.
– Иди сюда.
Я помотала головой, уже глубоко раскаявшись в душе, что решилась приехать. Не стоило покидать лагерь, особенно теперь, когда Сантана подозревает шпионку среди своих ведьм, не зря ведь она дала нам прямой приказ не раскрывать никому ее планов.
Я отступила назад. Вильдан вдруг подскочил с кресла, отшвырнув его в сторону, и бросился ко мне. Добравшись до испуганной ведьмы в несколько широких шагов и притиснув одной рукой к закрытой двери, а другой упираясь в стену, склонился надо мной.
– Ты мерзкая лгунья, – прорычал он в лицо. – Почему сказала, что не совершала нападений?
– Я не могла рассказать тебе.
– Почему?
– Потому что было страшно сознаться… Потому что ты ужасен, ты на всех нагоняешь страх, ты самый жестокий из всех встреченных мною мужчин. Даже Реналь не столь безжалостен, а ты… ты просто…
– Что «я просто»?
– Ты – не человек. Ты – бездушное животное, бессердечное, безжалостное.
Вильдан опустил руки, выпрямляясь.
– Знаешь, что хуже всего? – спросил он.
– Даже не желаю знать! И отойди от меня!
Инквизитор послушно отступил на два шага.
– Уходи, – велел он мне. – Не стоит больше возвращаться сюда. Считай, что мы разорвали нашу договоренность по обоюдному согласию.
– И уйду! Я думала, что правильно сделала, обратившись к тебе, но я ошиблась. Как ты мне советовал? Нужно было попросить Реналя? Вот так я и поступлю, а ты давай дальше лови Сантану один. Удачи! – с этими словами я отлепилась от двери, развернулась, открыла ее и, выскочив наружу, громко хлопнула деревянной створкой.
В холле потянулась за висящим на вешалке плащом, и в этот миг заметила малыша, который вприпрыжку сбегал по ступенькам. Он подскочил к кабинету, приподнялся на цыпочки, потянул за медную ручку, просто неимоверными усилиями отворяя дверь.
– Папа! – раздался в холле звонкий голос.
Я даже руки опустила, так и не сняв висящий на крючке плащ: «Папа?!»
Малыш отворил дверь, заглянул в щелку, а потом резко отпрянул и помчался в противоположную от библиотеки сторону по коридору, громко крича на ходу: «Няня, дядя, папе плохо!»
«Как это плохо? Только что в порядке был».
Не совладав с собой, я подошла к кабинету и заглянула в приоткрытую дверь. Вильдан сидел за большим столом, положив голову на скрещенные руки, просто сидел и даже не шевелился.
«Что с ним?»
Я вошла, осторожно приблизилась, легко коснулась его плеча и позвала:
– Инквизитор, ты слышишь меня? Эй, Вильдан, тебе действительно плохо? Я ничего не делала, правда.
Мужчина поднял голову, и сердце мое захолодело от муки, плескавшейся в его синих глазах.
– Уходи, ведьма. Оставь ты меня, наконец, в покое!
– Да я ничего тебе не сделала.
– Ненавижу тебя, колдунья, ненавижу больше всех этих сумрачных тварей, а сильнее всего ненавижу собственную одержимость тобой! Когда же ты уберешься из моей жизни, моих мыслей?!
Я потрясенно отпрянула от стола, отступая к двери. Мне опять стало страшно – столько гнева, злости, ненависти и боли было в его голосе.
– Я в этом не виновата, – прошептала едва слышно. – Ты сам соблазнил меня, сам, а потом забрал реликвию моего рода, самое ценное, что осталось в память о матери и сестре.
– Если бы не она, твоя сестра и остальные гадины, мои любимые не погибли бы. Моя нежная прекрасная Лидия осталась бы жива, а наш сын рос в этом доме вместе с племянником, и брат приходил бы сюда в библиотеку просто поболтать, как мы всегда любили делать раньше. А теперь их нет, никого нет! Вы даже племянника пытались отобрать своим проклятием, и ты еще укоряешь меня за то, что забрал твой проклятый амулет ради спасения его жизни?
– Я не знала этого. И не кричи на меня! Я тоже потеряла всех, кто был мне дорог, в этой войне, а твои инквизиторы отняли у меня единственного родного человека.
Мужчина прикрыл глаза ладонью:
– Ну почему ты еще здесь? Я же велел убираться отсюда.
Вот и, правда, чего я здесь стою как полная дура? Жалею этого бездушного человека… Совсем мозгов нет. Да вся эта его боль – лишь иллюзия. Человек без сердца просто не в состоянии что-то испытывать. И я пошла, вот только не к двери, а к нему, и, положив ладонь на белую голову, погладила по волосам. А потом… потом он вдруг схватил мою руку и прижал запястье к своим губам, а я подскочила на месте, когда огонь пробежал по венам от места поцелуя. Вырвала руку и, часто дыша, вновь отступила к двери. Вильдан лишь смотрел вслед, не опуская глаз, а я резко отворила дверь, выбежала в холл и, сорвав с вешалки плащ, бегом кинулась на улицу.
Я быстро вернулась в лагерь, не задержавшись у инквизитора. На меня привычно никто не обратил внимания, и чтобы занять себя делом, принялась сооружать лежанку. Состояние полнейшего разлада в душе не описать никакими словами. К этим ощущениям примешивалось и чувство досады на себя за то, что обругала Вильдана, но не сделала того, зачем поехала к нему, не попыталась оправдать себя в его глазах и объяснить, почему так поступила. Как же хотелось верить, что он поймет, догадается: ведьмы просто не могут противиться приказам Сантаны. Улегшись на неудобное ложе и закинув руки за голову, принялась разглядывать холодные звезды над головой, которые отчего-то казались мне синими.
