– На все? – усмехнулся Жук. – Тогда, Ксенька, пообещай нам, что больше не будешь садиться в машины с незнакомыми мужчинами. Особенно если они на сталкеров похожи…
Ксения шмыгнула носом. Она восхищенно смотрела на этих людей, которые показались ей сначала почти такими же страшными, как ее похитители, а потом вдруг оказались добрыми и неплохими людьми. А Шкал вспомнил, что у его товарища в Смоленске сестра возраста этой девчушки.
Они ехали по грунтовой дороге. Ксения, свернувшись калачиком, дремала. А Шквал думал, как теперь отправлять эту глупышку домой и еще о том, что сегодня он с товарищами сделал доброе дело.
Мир от этого лучше не стал, как пишут в плохих романах. Он остался таким, каким был, ничего то в нем не изменилось. Но вот эту девушку они спасли.
Ну да, понятое дело, словами и проповедями мир к лучшему не изменишь. А вот железякой по башке и берцем по тестикулам когда никогда и можно…
Добравшись спустя четыре часа до дому, они сдали Ксению с рук на руки слегка оторопевшей Тамиле. А Шквал доковылял до койки, рухнул на одеяло и провалился в сон, едва сомкнув веки. В сон глубокий и черный, как бездонный колодец.
Не снилось в этот раз Шквалу совершенно ничего. И не беспокоили его ни шум гам сходившихся ближе к вечеру посетителей кабака на нижнем этаже, ни страстные стоны за стеной в комнатке у Жука, куда неутомимому морпеху удалось заманить в дупель пьяную туристку.
Глава 10
Новая Зона, поселение Дарьино
Шоссе резко закончилось полуразрушенным КПП и свернутым в спираль шлагбаумом, за которым ржавела «Хонда» со спущенными шинами. Дальше, за изгибом асфальтовой ленты, покачивал зелеными вершинами сосняк, и краснела металлочерепица.
Бур въехал на хранившую следы былой роскоши парковку, махнул сонному охраннику с автоматом, оставил «УАЗ» и нырнул в лабиринт переулков.
День выдался ветреный, уже прохладный, хотя и ясный – редкость в Зоне. Блекло синее вечернее небо ранней осени быстро темнело, золотясь закатом. Скоро уже сократятся дни; стылое солнце заставит сиять по утрам иней на пожухшей траве. Нырять станет заметно труднее, даже с химическими грелками под гидрокостюмом больше десяти минут не просидишь под водой.
У мусорной кучи билась, словно попав под напряжение, чья то мохнатая тушка: не разобрать, кошка, а может, собака, а то еще какая местная зверушка вроде кроликовой мыши – одного из немногих безвредных мутантов Новой Зоны. Сбоку к ней приникло непонятное существо покрупнее. То ли совокуплялись, то ли одно ело другое.
Пересекая почти целехонький внешне коттеджный поселок, Бур часто оборачивался, как будто чувствуя спиной взгляд, но позади никого не видел. Лишь глухие высокие ограды, за которыми таращились выбитые окна, ослепшие навсегда. Должно быть, если пошарить по домам, многое можно найти даже сейчас.
Хотя… Поселок далеко от Москвы, хозяева все добро скорее всего успели вывезти, а если и не успели, сгинув в катаклизме, то размародерили вояки и растащили беженцы.
Он терпеть не мог подобные почти замкнутые пространства. А отчего, объяснить не мог. Что то оставшееся от напрочь забытого прошлого. Уже сам не помнит почему, но смутное ощущение угрозы осталось. Вроде ж никто его никогда не наказывал, запирая в каком нибудь темном и пыльном чулане.
А может, все это ложная память, как говорил тот старикашка медик в госпитале? Ведь яд проклятой мутантной устрицы стер практически все воспоминания. Но сознание достраивает прошлое по оставшимся осколкам, и вскоре человек твердо уверен, что эта мешанина и есть настоящие воспоминания. А на самом деле, может, не было ничего?
Он прошел мимо изящного домика с колоннами и покосившейся вывеской «Администрация поселения Дарьино» – от него ощутимо несло сортиром, окна были выбиты, двери сорваны с петель.
Едва ли не самое убогое место во всем Внешнем кольце – приют сошедших с круга вечных неудачников, молча смирившихся с тем, что так и закончат тут свою карьеру. Другой частью обитателей была молодежь, не имеющая хорошего снаряжения, опыта и ума, чтобы примкнуть к старой надежной команде и не выпендриваться. Но селение это – ближайшее к лагерю «Гидры», и, когда ему захотелось прошвырнуться, Спрут отпустил его лишь сюда, правда, хоть машину дал.
Стихийное гнездо возвращающихся из рейдов сталкеров. Таких мест по всей Московской Зоне немало. Здешний бар, как он помнил, носил игривое имя «Белочка», отчего посещение его на языке народа Зоны именовалось «Поймать белочку». Вывеска заведения выглядела довольно забавно – белка в защитном комбинезоне обнимала бутылку ростом с нее. Обманчиво мирная обстановка, нетрезвое веселье, песни под караоке. Аромат жареного мяса, пряных восточных специй, рокот музыки…
Он открыл дверь в надежде прогнать из души мрачных призраков, навалившихся после жуткой гибели Сучка.
* * *
Маленькое, грязноватое питейное заведение, пропахшее соевым соусом, горелым маслом, как тайские дешевые харчевни, где он бывал, когда пахал матросом на греческом сухогрузе, ходившем на сингапурских линиях. Бур почему то любил такие места.
Бармен торчал за стойкой, как манекен, колонки оглашали низкое помещение новым хитом группы «Уральский шимпанзе»:
Я стану раком раком,
Я очень хочу стать раком раком
Как хорошо стать раком раком… –
пропитым баритоном мычал солист.
Не так уж много посетителей тут, в этом самом, пожалуй, глухом захолустье Московской Зоны. Три сталкера средней обтрепанности ели гуляш, запивая дорогим коньяком. За стойкой дремала телка перед ополовиненной кружкой пива. В углу за столиком уткнулся в смартфон турист иностранец в черном городском камуфляже.
– Helen, yes I’m calling from the Zone… Yes, from Mos cow… Speak louder not heard , – говорил он в мобильник. – Факеншит сфязь! – пожаловался, закончив, то ли Буру, то ли просто в пространство.
Ты тоже стаешь раком раком,
И она тоже станет раком раком,
Всякий не прочь стать раком раком…
Этой ночью я стану раком раком… –
подвывали бэк вокалистки.
А потом Бура кто то позвал. Он попытался сообразить, действительно ли слышит чей то голос или у него попросту началась шизофрения. Однако, судя по всему дальнейшему, таинственному собеседнику хватило и такого неуверенного согласия.
Заказанный им «Наполеон» слегка отдавал сивухой… В Твери небось или в Калуге в подвале разливали! Дымок над жаровней, где из местных аномалокарисов готовили темпуру, дрожал и извивался, как сияние в глубине «глобул» или «янтариков». Блаженство! Сталкер улыбнулся и выпил поддельного французского коньяка.
Желтоватый свет растекался в помещении жидкой кашицей. Слышно было, как шипит масло на ломтях громадных ископаемых креветок.
