Я вздохнул и, не ответив, пошел к двери.
— Чепурнина — знаю, — вдруг крикнула мне Глаша. — Он приезжает сюда, пытается выкупить меня у Кобылиной. И Патрикеева знаю. Да, знаю! Знаю! Он хоть веселый! Да… и кроме них народу хватает!
— А Горн? — спросил я от двери.
Она пожала плечами.
— Такой… с накрашенным лицом. Аптекарь.
— А! — с легкостью откликнулась Глафира. — Этот! Видела несколько раз вместе с Патрикеевым. Нет! Этот просто молчит и пялится.
Я кивнул:
— До свидания.
— Стойте! — Глафира быстро подошла ко мне и заглянула в глаза.
— Вы хороший человек, Владимир Алексеевич?
— Надеюсь.
— Приходите ко мне на концерты. Так мало хороших людей! Так редко я вижу хорошие добрые лица! Приходите, я буду петь для вас. А остальные пусть сидят и думают, что я пою для них. Прощайте!
— Прощайте!
Не помню, как я вышел из дома Кобылиной, как ехал в пролетке Ивана к дому. Хорошо, что Маши не было дома — я боялся, что она своим женским чутьем поймет, что я — очарован.
Глава 8
Письмо Мишеля
Не успел я снять папаху, как на лестнице послышались быстрые Колины шаги, и он, только увидев меня с площадки, закричал:
— Владимир Алексеевич! Скорее! Поедем в аптеку! Там убийство!
— Что? Кого убили?
— Молодого!
В памяти моей тут же возник тот молодой испуганный продавец, которого Горн называл на французский манер Мишелем.
— Спускаюсь! Беги, может, Водовоз еще стоит, предупреди его!
Я торопливо зашагал вниз, выскочил на улицу и увидел только одиноко стоявшего Колю, вытиравшего рукавом мокрое от дождя лицо.
— Утек Водовоз! Вы же знаете, Владимир Алексеевич, ему только дай — унесется других пассажиров возить.
— Ничего, — сказал я, немного отдышавшись. — Дуй на Тверскую, бери любого извозчика не торгуясь и жди меня. Я так быстро, как ты, уже не могу.
Через пару минут я уже садился в пролетку и приказывал ехать на Ильинку — так быстро, как только возможно. Коля примостился рядом. Конечно, после Водовоза пролетка незнакомого извозчика тащилась как улитка. Я подумал, что надо Ивану немного накинуть жалованья, но чтобы он уж больше не ездил подрабатывать, а постоянно был в моем распоряжении.
Наконец мы подкатили к застекленной двери аптеки Горна — внутри толпились тени — вероятно, полиция. Я расплатился, сошел на тротуар и толкнул дверь. Сразу несколько лиц обернулось в мою сторону, а стоявший у входа городовой даже растопырил руки, чтобы вытолкать меня с Колей обратно на улицу, но в этот момент со стороны кресел, где мы так недавно разговаривали с Горном, прозвучал голос Захара Борисовича Архипова:
— Гиляровский, это вы? Пропустите, он ко мне.
Я подошел, велев Коле оставаться у двери. За столиком на креслах сидели Архипов и Горн. Причем Горн на этот раз был не накрашен, и я отчетливо увидел изъязвленные алкоголизмом щеки аптекаря. Впрочем, на этот раз белила и пудра были бы лишними — аптекарь сидел бледный как мертвец. Перед ним стояло несколько коричневых склянок с этикетками на латыни и хорошо притертыми пробками.
— Откуда узнали? — поинтересовался Архипов.
Я упрямо помотал головой:
— Не скажу.
— Однако быстро. Следили, что ли?
— Вы же знаете, Захар Борисович, у нас, репортеров, свои приемы, — ответил я.
Архипов посмотрел мимо меня и приглашающе поманил:
— Эй, парень, поди сюда!
Подошел Коля, растерянно заглядывая мне в лицо.
— Ты следил за аптекой? — спросил Захаров строго. — Не ври мне, Коля, ты меня знаешь.
Коля снова быстро посмотрел на меня.
— Никак нет, не следил, — ответил он бодро.
— Это по моей просьбе, — перебил я его. — Надо было кое-что выяснить.
— Врать грешно! — погрозил пальцем Архипов, а потом повернулся к Горну: — Вас это тоже касается, господин аптекарь.
— Я не вру, — ответил тот, судорожно сцепив руки. — Мне и в голову не приходило, что он может так меня обманывать!
Архипов снова повернулся к Коле:
— Ну, рассказывай. Пока так, а потом под протокол — если увидел что интересного.
Коля начал неуверенно:
— Да я ничего такого и не видел, Захар Борисович. Стоял в арке напротив, от дождика спасался. Смотрю — странно — вроде не поздно еще, а на двери табличка — «закрыто». Несколько дам под зонтиками подошли. Постояли, посмотрели и прочь пошли. А потом подъехала пролетка вот с этим господином. — Он кивнул головой в сторону Горна. — Он к двери подошел, тоже постоял, потом толкнул дверь и вошел. Минут пятнадцать никого не было, вдруг этот господин выскакивает и бежит куда-то. Мне стало интересно, что произошло. Я — за ним. А он до городового добежал и кричит: убийство! Убили человека, моего помощника, караул! Ну, тут я подумал — надо к Владимиру Алексеевичу мчаться, рассказать. Вот и все.
— Да, да… все верно, — отозвался Горн. — Я помню этого мальчика. Он ко мне приходил от господина Гиляровского пару дней назад, приносил записку.
— Какую записку? — спросил Архипов.
— Просил проверить мои запасы чистого морфина, нет ли недостачи. Я тогда не очень серьезно отнесся к его словам. А зря! Зря!
— Итак, вы приехали… откуда, кстати? — поинтересовался Архипов.
— Встречал на вокзале посылку с травами.
— Что за посылка?
— У меня есть небольшие травозаготовки под Москвой. Присылают ингредиенты каждую пятницу.
— Где?
— По Смоленской дороге, недалеко, там, где Иван Яковлевич Тестов держит свое хозяйство.
Архипов кивнул.
— Я вернулся, — тихо продолжил Горн, — смотрю — табличка «закрыто», все, как и рассказывал этот мальчик… «Закрыто»! Посреди бела дня! Вы понимаете, я рассердился, я подумал, что Мишель… Он человек молодой и… обуреваем страстями иногда.
— Что вы имеете в виду? — спросил Архипов.
— У нас покупают дамы. Среди них есть очень… вольного нрава. Нет-нет, они, как правило, замужние, у нас заведение дорогое. Публика избранная, наша клиентура… Но знаете…
Захар Борисович снова кивнул.
— Где у вас можно уединиться с дамой? — спросил он.
— В лаборатории.
— И вы отправились прямо туда?
— Да.
— Трогали что-нибудь?
— Нет. Я испугался и побежал за городовым.
На двери звякнул колокольчик. Это приехал судебный врач Зиновьев. Он подошел, пожал руку Архипову, мне, а потом Горну.
