Он посмотрел на меня внимательно, а потом резко вытянул руку и нажал на грушу, целясь прямо мне в лицо. Хотя я был готов к чему-то подобному, но опоздал с реакцией — я зажал руками нос и рот, зажмурил глаза, молясь, чтобы капли яда не попали внутрь.
В следующую секунду сердце мое взорвалось в груди, и я потерял сознание.
Глава 17
Побег умирающего
Нет, я не умер. Я был совершенно уверен в этом. Я стоял посреди Миусского кладбища, у самой могилы Глаши Козорезовой, а сама она стояла рядом со мной, покрытая темной вуалью. Быстро темнело, вороны на ветвях беспокойно перебирали лапами и иногда сердито каркали.
— Вам страшно? — спросил я.
Она кивнула.
— Особенно по ночам, когда сторож закрывает ворота. Страшно и одиноко.
— Доктор сказал мне, что вам все равно оставалось недолго жить.
— Я знаю.
Я повернулся к Глаше и взял ее за холодную узкую руку.
— Почему вы не рассказали мне обо всем? Может, нашлось бы средство вас вылечить. И уж тем более оградить от Фомичева.
— Пустое, — сказала она. — Меня нельзя было вылечить. Да я и не хотела, Владимир Алексеевич. Но я рада, что познакомилась с Матвеем. Он был очень добр ко мне.
— Он убийца, — зло сказал я, не выпуская ее безвольной руки.
Глаша кивнула:
— Ну и что? Меня убил не он, а Александр Власыч. Вон он стоит.
Я посмотрел в сторону, куда она кивнула. Там, под деревом, почти сливаясь с ним, стояла фигура в сером пальто. Седые волосы падали ему на лицо.
— Фомичев! — крикнул я. — Уходи! Пошел прочь!
Я выпустил руку Глаши и нагнулся. Схватив ком кладбищенской земли, я запустил ею в Фомичева, но тот даже не пошевелился.
— Не надо, — тихо сказала девушка. — Яд, который Матвей брызнул вам в лицо, попал в кровь, и теперь вы умираете.
— Это — видение, — сказал я. — Сон или бред, да?
— Пока что — да, — ответил Чепурнин позади меня. — Но как только вы умрете, это видение станет для вас совершенной реальностью. Так что добро пожаловать, господин репортер!
Я оглянулся. Он стоял там и дымил сигарой. Дым был зеленого цвета, с искорками.
— Неплохо, да? — спросил он. — Не знаю, как это получается, но мне нравится.
Позади Чепурнина стояла еще одна фигура. Я не узнал лица этого бородатого полного мужчины, но потом понял, это — коннозаводчик Столяров.
— Не хватает только Мишеля, — сказал я.
— Да и черт с ним! — весело ответил Чепурнин. — Причем в самом прямом смысле этого слова!
Он вынул сигару изо рта и захохотал, причем рот его разевался все шире и шире, так что я вдруг увидел там маленькую голову Мишеля. Он смотрел на меня и силился что-то крикнуть, но я ничего не слышал из-за хохота Чепурнина.
— Перестаньте, — сказал я Чепурнину. — Я ничего из-за вас не слышу.
Он громко захлопнул рот и воткнул в него сигару.
— Скоро мы все соберемся здесь, — сказал он. — И вы, и Горн, и Патрикеев. Вот тогда я и посмеюсь на славу!
От этих слов мне стало страшно не по себе. Я повернулся к Глаше.
— Они мучают вас здесь?
— Не они, — сказала девушка. — Черви.
И она медленно начала поднимать свою темную вуаль.
Я очнулся с диким криком, страшным сердцебиением и целым потоком холодного пота, который катился по моему лбу.
— А! — сказал знакомый мужской голос. — Вот и славно! Кризис прошел, так что теперь, Марья Ивановна, только хороший уход. И через дня четыре-пять он уже будет опять на ногах.
Я повернулся в сторону говорящего. Это был доктор Зиновьев.
— Я в морге?
— Ну что вы! — сказал доктор. — Рановато еще.
— Ты дома, Гиляй, — сказала Маша, появляясь в поле моего зрения. — Ложись обратно. Павел Семенович присматривал за тобой.
— Как я попал сюда? Сколько я был без сознания?
— Часов десять-двенадцать, не больше, — ответил Зиновьев, снимая белый халат. — Должны были хорошо выспаться.
— Это Ваня тебя привез, — сказала Маша. — Он ждал тебя, ждал, потом смотрит, ты долго не выходишь. Пошел, поругался с дворником, они пошли по этажам и нашли квартиру, где ты лежал без сознания. Дворник побежал за полицией, думали, ты мертвый. А тут ты бредить начал, ну Иван, недолго думая, оттащил тебя в пролетку, а тут уж мы втроем с Колей тебя наверх подняли.
— Тяжело было? — спросил я.
— Да уж, Гиляй, сколько я ни старалась, а ты не похудел.
— И не надо его травить постным, — сказал Зиновьев. — Владимиру Алексеевичу нужна простая, но сытная пища. Начните с куриного бульона, а потом можно и к котлеткам на пару перейти. Как начнет хорошо есть, значит, на поправку пошел.
— Спасибо вам, Павел Семенович, — растроганно произнес я. — Где же вы раньше были!
В прихожей раздался звонок. Коля заглянул в спальню.
— Там снова этот господин из Сыскного пришел, Захар Борисович, — сказал он.
Но Архипов уже собственной персоной вошел в дверь.
— А, Павел Семенович, — сказал он доктору, — Судя по тому, что вы здесь, мои мучения с господином Гиляровским уже закончились.
Но тут же он увидел Машу и смутился.
— Простите, Мария Ивановна, шутка, конечно, неуместная.
— Ничего, — махнула рукой Маша. — Мне теперь все равно. Гиляй очнулся, значит, все хорошо.
— Мне надо поговорить с Владимиром Алексеевичем, — сказал Архипов. — Если доктор не против.
— Говорите, — отозвался Зиновьев, — мои заботы тут закончились, теперь распоряжается Мария Ивановна.
Архипов повернулся к Маше.
— Только недолго, — сказа она озабоченно. — Володя еще слишком слаб.
Я прислушался к себе. Конечно, слабость в теле еще оставалась, однако и живым трупом я себя никоим образом не чувствовал.
Когда Маша вышла, Архипов подвинул к моему изголовью стул и сел на него.
— Какого черта вы поехали к Патрикееву? — спросил он. — Почему опять не посоветовались со мной?
— Так вы спали, Захар Борисович, — сказал я. — Кроме того, вы так убежденно отстаивали виновность Горна! Я понял, что никто, кроме меня, не верит в виновность Патрикеева. Вот и поехал к нему, чтобы вывести на чистую воду.
— И чуть не погибли. Мы нашли тот флакон, из которого он поливал вас ядом.
— Что там было? — спросил я.
— Никотин. Тот самый, которым отравили Чепурнина. Вам повезло — после клуба он не успел наполнить пузырек новой порцией и потому вам достался только остаток. Несколько капель. Их бы хватило, не закройся вы рукой. Вы понюхайте свои руки.
