– Понимаете ли, Роберт Константинович, у меня не было выбора. Он напал на меня и намеревался убить!
– Привязанный к столу? – изумленно приподнял левую бровь Мартынов. – Убить? Не кажется ли вам, Бреннер, что вы что-то недоговариваете?!
Он был абсолютно прав. Я ничего не рассказал ему о существе, вылезшем из тела Жорика. Во-первых, барон-капитан все равно бы не поверил, а во-вторых, я и сам до сих пор не был уверен, что все произошедшее мне попросту не привиделось. Хотя факты говорили об обратном. Нет, для начала дайте время мне во всем разобраться, а потом требуйте отчета. Тем более что я вам, господа полицейские, и не подчиняюсь вовсе. А средства на оплату своих привычек добываю исключительно собственным умом и силами. Поэтому нечего пытаться загнать меня в угол и давить. Нет уж, лучше оставьте меня в покое!..
– Хорошо. – Мартынов внезапно сменил угрожающий тон на ласковый, что заставило меня насторожиться еще сильнее. – Я понимаю, вы, Кирилл Бенедиктович, попросту не совладали с эмоциями. Это логично и естественно. Маниак пойман, доказательства, как говорится, налицо… Знаете, я бы тоже не сдержался… Все эти убиенные детки… Порезал бы мерзавца на ремни! И правильно, что вы так поступили. Пусть не по закону, но по совести! Напишите чистосердечное признание, и я отпущу вас домой. Только пообещайте не покидать пределы Фридрихсграда, пока все не успокоится. Слово офицера! И на суде скажу, что вы выступали в качестве нашего агента. А то, что убили мерзавца… так кто бы сдержался?! Устраивает?
Я осознавал, что положение у меня угрожающее. Застигнут на месте преступления, с оружием в руках. Кто поверит в странное существо, сбежавшее за минуту до появления сыщиков?.. Никто, и будут правы. Я бы на их месте тоже не поверил.
– Да, – вынужденно кивнул я. – Давайте бумагу.
Мартынов подвинул ко мне стопку листов и чернильницу, но сам не отрываясь смотрел мне в лицо. И, когда я начал писать, не выдержал:
– Бреннер, послушайте, я вас давно знаю, вы кто угодно, но не хладнокровный убийца. Даже в подобном экстраординарном случае. Но и меня поймите, я вас и сейчас-то отпускаю исключительно потому, что уважаю, как бывшего солдата, прошедшего огонь и воду. Много наших тогда полегло, а мы устояли… А сбежите, так и у меня голова полетит. Верите?
– Верю! – буркнул я, старательно выводя готические буквы чертова дойчева алфавита.
– Постарайтесь уж, – вполголоса добавил барон-капитан, наблюдая за тем, что я пишу, – не подвести меня…
Я только кивнул, понимая, что Мартынов убежден в том, что маниака убил я. И все его чувства и двадцатилетний опыт службы в полиции приказывали ему сунуть меня в камеру и держать там взаперти. Но он еще помнил, как во время войны мы выбрасывались с десантом из дирижаблей, в запечатанных намертво капсулах прямиком в гущу сражения, не зная, что ждет нас там: мгновенная гибель или вечная слава. Нам повезло, мы выжили. Однако боевое братство так просто не стиралось из памяти.
Поэтому я дописал свое чистосердечное признание, в коем поведал, что именно от моей руки погиб убийца, и барон-капитан отпустил меня на все четыре стороны под честное слово бывшего десант-риттера кайзер-императорской армии. Хотя, как известно, бывших военных не бывает. Все мы до сих пор мысленно где-то там, на полях былых сражений…
– Прошу не информировать никого из заинтересованных лиц о факте умерщвления Уорфилда. Это понятно?
Я кивнул, но с небольшим сомнением во взгляде. Понятно мне было все – дальше некуда. Вот только моя нанимательница – графиня С. (полное имя ее я не вправе разглашать – профессиональная этика) должна точно знать, что с этим гадом покончено навсегда.
Снимки ее пропавшего сына я обнаружил почти сразу, роясь в вещах дагеротиписта. Бедная графиня, теперь ей больше не на что надеяться. То, что сотворил с несчастным ребенком Жорик (или же существо, обитавшее в нем), было превыше человеческого понимания. Меня однажды спросили: есть ли что-то в твоей работе, что до сих пор вызывает рвотные позывы? Да, эти снимки несчастного мальчика вызывали у меня рвоту раз за разом, пока я совершенно не обессилел. В тот-то момент, кстати, и подловил меня Жорик, чуть не отправив к праотцам.
– Можете сделать неофициальное заявление в узком кругу, – правильно понял мои размышления Мартынов. – Но не больше! И если этот ваш репортер хоть слово напишет в своей жалкой газетенке – посажу и вас, и его!
Я вновь кивнул, теперь уже без капли неуверенности. Мне невероятно повезло, что это дело держал под личным контролем именно барон-капитан. Окажись на его месте кто-то другой, и я вряд ли отделался бы столь абстрактным отсроченным наказанием. Как минимум – сидеть бы мне за решеткой в ожидании справедливого решения суда. А тут – свобода, пусть условная и весьма ограниченная, но все же… А репортер, о котором он говорил, – мой давний друг и товарищ Грэг Рат, служивший в «Городских новостях» – ежедневном информационном листке, пользовавшемся изрядным спросом у населения.
– Я могу идти?
– Свободны, Бреннер. Пока свободны…
Не успел я покинуть здание, как не к ночи помянутый Грэг выскочил словно чертик из табакерки и, схватив меня за лацкан пиджака, потащил за собой. Я не сопротивлялся, все равно мне нужно было обдумать произошедшее, а лучшего собеседника, чем ушлый репортер, знающий все и обо всех, найти было сложно. Каким образом Грэг успел пронюхать о том, что появились свежие жареные факты, я и знать не хотел – это его работа, а он – лучший в городе.
Мы зашли в ближайший трактир, и Грэг повелительно махнул рукой половому. Тот подскочил к нам, почтительно склонившись, и выслушал заказ. Уже через несколько минут на столе перед нами стоял графинчик с водкой, разносолы и прочая закуска, да в таком количестве, что можно было бы накормить всю группу Семенова, если бы они пожелали присоединиться к нашей трапезе.
Я налил стакан до самого верха и опустошил его одним долгим глотком. Закусывать не стал.
Пищевод обожгло, но тут же пришло облегчение. Рат посмотрел на меня своими умными, хитрыми лисьими глазками из-за круглых очков, но комментировать мое поведение не стал. Себе он налил водки на два пальца, быстро выпил, закусил маринованным помидором, шумно выдохнул и только тогда, чуть откинувшись на спинку стула, спросил:
– Совсем плохи дела?
– Хуже не бывает, – кивнул я, раздумывая, не наполнить ли стакан вновь.
– Сейчас горячее принесут. Вид у тебя – краше в гроб кладут. Подкрепиться надо, а потом домой, в ванной отлежаться, в себя прийти.
– Я его взял.
– Маниака? – Грэг тут же забыл о своем предложении разойтись, вытащил блокнот и карандаш и придвинулся ближе, готовый жадно впитывать каждое мое слово.
– Да. Все получилось случайно. Мне поступила информация, что родители одной из жертв незадолго до похищения заказывали несколько дагеротипов для всей семьи. Вот я и решил переговорить с мастером, узнать, вдруг он заметил в процессе работы что-то подозрительное. Мне бы стоило вспомнить, что и в домах у некоторых жертв я видел свежие карточки, но тогда я не придал этому никакого значения. Дагеротипы заказывают многие, это сейчас в моде. И вот я пришел к нему в ателье с целью задать несколько вопросов…
