В палате находились три человека. У кровати стояла молодая женщина лет двадцати пяти в скромном платье. Роджер сидел на краю постели, склонившись над худеньким мальчиком. Тони!..
Жаклин с усилием вдохнула воздух. Наконец-то она видит своего сына! Боже мой, какой он маленький, хрупкий, беззащитный и очень, очень красивый… Роджер хорошо описал его: вздернутый носик, россыпь веснушек, большие светлосерые глаза. Он ничем не напоминал ту крошку, что осталась в памяти Жаклин.
Я же его совсем не знаю, в отчаянии думала она, этот мальчик — не мое дитя, беззвучно рыдало ее сердце, перед ней незнакомец, обладающий безграничной властью, о которой он и не подозревает, — властью уничтожить собственную мать.
У Жаклин заныли руки — так страстно ей захотелось подхватить сына, прижать к груди и не отпускать. Только Тони может заполнить эту бездну, которая мучила шесть лет ее душу.
Подчиняясь внезапному порыву, она шагнула вперед. Три пары глаз удивленно взглянули на нее. Наступило напряженное молчание. Первым опомнился Роджер. Нахмурившись, он подскочил к Жаклин и схватил ее за руку.
— Кажется, я велел тебе ждать!..
Жаклин не отрывала глаз от мальчика.
— Не смогла… Бога ради, не прогоняй!..
Роджер встал перед Жаклин с явным намерением загородить ее от глаз мальчика.
— Но послушай…
— Это она? — раздался звонкий детский голос.
Роджер замолчал, на его лице промелькнула нерешительность, потом, пожав плечами, он отступил в сторону. Круглые светло-серые глаза смотрели на Жаклин с такой неприязнью, что она задрожала, однако заставила себя улыбнуться и приблизилась к кровати.
— Здравствуй, Тони, — тихо сказала она и наклонилась, чтобы поцеловать сына, но тот увернулся. Жаклин будто ударили в самое сердце, она слегка покачнулась — так сильна была боль. Стараясь проглотить комок, подступивший к горлу, она неловко выпрямилась. Огромные глаза на бледном личике неотрывно смотрели на нее.
— Она в самом деле моя мать? — равнодушно спросил мальчик, кажется, Роджера.
— Да, — ответила Жаклин.
— Тогда знай, что папочкины деньги теперь мои. Сейчас Роджер за ними присматривает, пока я не вырасту, да? — обратился он к своему опекуну.
— Да, малыш, но сейчас не время и не место говорить об этом, — пробормотал Роджер с мягким укором.
Тони округлил глаза.
— Почему? Пусть знает, раз приехала за деньгами! — Мальчик с вызовом посмотрел на оторопевшую Жаклин. — Это ведь правда?
Она умоляюще взглянула на Роджера, потом на Тони.
— Я приехала повидаться с тобой, Тони. А почему ты думаешь, что мне нужны твои деньги?
— Папочка сказал, что ты когда-нибудь явишься, но только из-за денег.
— Ложь! — воскликнула Жаклин, с беспокойством вглядываясь в нахмуренное личико сына. — Я приехала, потому что люблю тебя!
Тони усмехнулся.
— Да, папочка предупреждал, что ты так и скажешь.
Жаклин старалась сохранять спокойствие.
— Твой папочка… — хрипло прошептала она, чувствуя, что глаза наполняются слезами, — ошибся…
— Почему плачешь? — с любопытством спросил мальчик.
Жаклин смахнула слезы и поймала на себе сочувственный взгляд молодой женщины, стоящей у кровати Тони. Краска стыда залила ее щеки. Жалость незнакомки явилась последней каплей в чаше унижения.
— Глупости… Папочка ведь говорил тебе, что я никогда не плачу, — сказала она дрожащим голосом. — Похоже, я здесь лишняя. Наверно, тебе хочется побыть с Роджером. Не буду вам мешать. Спокойной ночи, Тони. — Она бросила взгляд на Роджера. — Подожду тебя в коридоре.
Чувствуя, что вот-вот разрыдается, Жаклин повернулась и выбежала из палаты. Закрыв за собой дверь, она бросилась к ближайшему открытому окну и жадно вдохнула сырой воздух, борясь с подступающими слезами. Но они все-таки хлынули у нее из глаз. Жаклин беспомощно привалилась к стене.
То, что сделал Питер, не имеет названия! Мало того, что он обманул ее, сказав, что Тони умер, он еще и приложил все усилия, чтобы внушить мальчику отвращение к родной матери! На тот случай, если они все же когда-нибудь встретятся. Он добился своего: Тони ненавидит ее…
— Присядьте, миссис Стэнли.
Жаклин, поглощенная своим горем, не заметила, что уже не одна. Рядом была молодая женщина, которая явилась невольным свидетелем ее унижения. Не в силах возражать, она оперлась на предложенную ей руку и опустилась на один из стульев, стоящих у окна.
— Может, выпьете чаю или кофе? Принести что-нибудь?
Губы Жаклин дрогнули в жалком подобии улыбки.
— Вы кто?
— Кэтлин Модин, гувернантка Тони. Сейчас, скорее, сиделка.
— Роджер говорил о вас. К сожалению, мисс Модин, мне никто не может помочь. Но я благодарна вам за сочувствие…
— Расстроились, потому что Тони наговорил вам дерзостей? — Кэтлин присела рядом. — Но он так не думает, уверяю вас!..
— Ошибаетесь, — возразила Жаклин и подняла глаза на свою собеседницу. — Вы знали моего бывшего мужа?
— Немного… — кратко ответила та, опустив глаза.
Внезапная догадка поразила Жаклин. Она пристально вгляделась в ее лицо и многозначительно произнесла:
— Понимаю…
— Я не принадлежала к числу его… женщин, — вспыхнула Кэтлин. — Боюсь, вы неправильно поняли…
— Однако он пытался добиться вашей благосклонности? — Кэтлин слегка покраснела. — О, не беспокойтесь, меня это не волнует. Мне было известно о его увлечениях.
Кэтлин явно стало легче.
— Не знала, как вы к этому отнесетесь. Некоторые женщины, ну… вы понимаете.
— Они не были замужем за Питером Стэнли. Он ничего не скрывал от меня, находя в этом особое удовольствие. Начал изменять мне сразу после свадьбы, — сухо объяснила Жаклин и с любопытством взглянула на Кэтлин. — Не сочтите меня неделикатной, но очень хочется узнать, почему вы ему отказали. Он пользовался у женщин большим успехом, перед ним никто не мог устоять. — И я в том числе, добавила она про себя.
— Мистер Стэнли был слишком красив, слишком обаятелен. Все в нем было слишком и оттого казалось фальшивым, неестественным. А что касается Тони… Ваш сын — очень хороший мальчик, миссис Стэнли. Сегодня он проявил себя не с лучшей стороны. Не знаю, что на него нашло. Вообще-то он неплохо разбирается в людях, несмотря на то что еще очень мал. Тони любит меня и мистера Томпсона, потому что знает, что мы его любим. К несчастью, он, так же как и я, понимал, что отец не любил его по-настоящему. Впрочем, в словах или поступках мистера Стэнли это никак не выражалось, посторонние считали его идеальным отцом. Просто мы чувствовали, что он не способен никого полюбить.
