Вместо того чтобы разобраться в том, почему наш друг думает
так, а не иначе, мы сразу начинаем раздражаться. И как раз в этот момент
активизируется наше левое, «логическое» полушарие. О чем оно будет рассуждать?
Займется беспристрастным прояснением позиции нашего друга, который предательски
перешел на вражескую сторону? Попытается проанализировать его аргументы?
Заинтересуется тем, почему он думает иначе? Ничуть не бывало! Оно, направленное
нашим правым полушарием в русло непримиримой борьбы, станет думать о том, какой
этот наш друг негодяй и подлый перебежчик. Оно станет, с одной стороны,
подыскивать новые доказательства в пользу нашей правоты, с другой стороны,
доводы в пользу ошибочности позиции этих двух — того, кто, по нашему мнению,
поступил с нами дурно, и того, кто еще секунду назад был нашим другом, а теперь
стал настоящим врагом!
Если бы мы могли сначала проанализировать сложившуюся
ситуацию, а потом уже принять решение, как на нее реагировать, то, верно, этот
разговор пошел бы иначе. Мы бы удивились заявлению друга, который поддержал не
нас, а нашего врага. Мы бы подумали о том, что друг на то и друг, что желает
нам добра. Мы бы, исходя из этого, немедля решили бы прислушаться к его мнению
(мало ли, мы чего-то не заметили, а он нам подскажет — со стороны-то виднее).
Иными словами, мы бы в этом случае усомнились в собственной правоте и смогли бы
объективно (с помощью нашего друга и своего собственного видения ситуации)
разобраться в сути дела. Вполне возможно, что в обсуждаемой ситуации мы были не
правы. Если так, то нам следовало бы сделать из этого выводы, чтобы впредь не
допускать подобных ошибок. Но…
Это злосчастное «но»! Первым в дело включилось не левое, а
правое полушарие! Мы были в раздраженных чувствах, мы жаждали поддержки,
одобрения, утешения, поэтому и обратились к своему другу. Но нашим ожиданиям не
суждено было оправдаться, они потерпели настоящее фиаско. Вот почему в нашем
правом полушарии сразу возникло раздражение или даже негодование, которое и
задало тон всему последующему разговору. Включившееся вторым, наше левое
полушарие быстро нашло доводы в пользу нашей исключительной правоты и столь же
исключительной подлости всего внешнего мира, включая и обидчиков, и «мнимых
друзей». Итак, вместо дружеской беседы мы вышли на ссору и открытую
конфронтацию.
Друг в этом запале был оценен нами как предатель, а потому
дальнейший разговор с ним вряд ли мог бы стать продуктивным.
Способностью думать человек обладает лишь в небольшой мере,
и даже самый духовный и самый образованный человек видит мир и себя самого
всегда сквозь очки очень наивных, упрощающих, лживых формул — и особенно себя
самого!
Герман Гессе
Опасность любви и любовь к опасности
Представим теперь, что эти наши два полушария обсуждают
такое сложное явление, как любовь. Экзальтированный «художник» (правое
полушарие мозга) рисует нам райские кущи, а чокнутый «математик» (левое
полушарие мозга), ориентированный «художником» «как надо», пытается создать
«формулу любви». Что ж, у нас тут настоящий бригадный подряд! Любо-дорого
посмотреть! Пошло-поехало!
Однако не будем торопиться с выводами. Зададимся вопросом, а
правильно ли оценило мое правое полушарие возникшую в этом случае ситуацию? С
первого взгляда можно влюбиться, но можно ли с одного взгляда узнать человека?
Вряд ли. Но что тогда это мое чувство, как не банальное сексуальное влечение,
возбужденное подходящим стимулом? Когда-то, в пору формирования моей
сексуальности, подобный разрез глаз, цвет волос, запах тела или манеры
поведения принадлежали человеку, отношения с которым доставили мне высшее
удовольствие. Возник банальный условный рефлекс, как у собачки И. П. Павлова! Я
стал автоматически реагировать на эти стимулы соответствующим образом:
радостью, сексуальным возбуждением, восхищением. Теперь стоит этому разрезу
глаз, цвету волос, запаху тела или манерам поведения появиться в поле моего
зрения, и все, готово, я влюблен! Точнее говоря, правое полушарие задало мне
соответствующее направление, ориентировку — «марш-бросок на любовь».
Несомненно, что худо быть полным недостатков; но еще хуже
быть полным их и не желать сознавать в себе, потому что это значит прибавлять к
ним еще и недостаток самообмана.
Блез Паскаль
Дальше в дело включается левое полушарие, мой «математик».
Как я буду использовать его возможности? Во-первых, я расскажу себе, что любовь
— это самое важное, необычайно редкое и священное дело. Во-вторых, я буду
рассматривать объект моей страсти под соответствующим углом: я замечу все его
достоинства, возможно и отсутствующие в действительности, и одновременно проигнорирую
все его недостатки. В-третьих, я начну объяснять себе поведение этого объекта
необходимым мне образом: я уверю себя в том, что моему чувству отвечают
взаимностью, а если и не отвечают сразу, то вот-вот ответят — я уже «вижу» все
симптомы. Наконец, чтобы уж совсем себя убедить в правильности своего выбора, я
расскажу себе, что «она не такая, как другие» (в случае женщины: «он не такой,
как другие»), «на сей раз это настоящее чувство», «мы будем счастливы вместе».
А потому я просто обязан ее (его) обворожить, добиться взаимности, влюбить в
себя, удержать и т.п. Клинический случай!
Только тот, кто ничего не смыслит в машинах, попытается
ехать без бензина; только тот, кто ничего не смыслит в разуме, попытается
размышлять без твердой, неоспоримой основы.
Гилберт Честертон
Левое полушарие («математик») занято не объективной оценкой
ситуации, а усилением первой реакции, принадлежащей, как мы уже знаем, правому
полушарию («художнику»). Последнее же реагирует на обертку, ориентируется по
внешним признакам, но ничего не смыслит ни в сути, ни в содержании, а главное —
оно и не хочет смыслить! Оно не рассуждает, не исследует, не анализирует, оно
дает заготовленные ответы. Какова история этих ответов, почему у меня
сформировались эти, а не другие ответы на данные стимулы (обертку, внешние
признаки) — это первый вопрос, на который мы ответим по ходу этой книжки.
Второй вопрос: всегда ли суть проявляется одними и теми же
внешними признаками? И здесь ответ очевиден сразу: за одной и той же оберткой
могут скрываться совершенно разные вещи. Человек, который привлекает меня
внешне, может совершенно не соответствовать мне по духу, и напротив, тот, кто
может быть мне по-настоящему родным человеком, возможно, ходит с такой
внешностью, которая совсем меня не прельщает. Дельфин — млекопитающее, причем
высокоразвитое млекопитающее, но выглядит он как обычная, ничем не
примечательная рыба. Внешность обманчива…
Впрочем, дело еще не так плохо, если благодаря своему
правому полушарию я испытал радость и воодушевление, как в случае с любовью.
Да, скорее всего, я наломаю дров, а в результате прочувствую всю терпкую горечь
разочарования, на которою только способен. Но, по крайней мере, я буду
наслаждаться «процессом»! Если же мое правое полушарие начинает свою очередную
картину не с позитива, а с негатива, то даже на это наслаждение мне
рассчитывать не приходится. Например, я оказываюсь в ситуации, которая
воспринимается моим «художником» как «чудовищная опасность». Началось не с той
ноги и пошло-поехало! Мой «математик», взбудораженный, испуганный этой картинкой,
нарисованной «художником», начинает «просчитывать варианты»…
