— Я не знаю, Дон.
Он заговорил мягко, осторожно.
— Ты уверена, что она лжет, Сью?
— Да.
— Я, конечно, не считаю, что ты что-то придумываешь…
— Нет.
Он еще раз вздохнул.
— Знаешь что? Передай кое-что от меня Форрестеру, ладно?
— Конечно, Дональд. Что?
— Скажи ему, что я приостановил съемки только из-за тебя. Что я допускаю возможность того, что Джудит Рентой оклеветала его, потому что верю твоему мнению. И скажи ему еще, что мне все равно, насколько он там хорош, но если он обидит тебя, ему придется отвечать за это мне.
Сьюзен быстро заморгала, чтобы не пролились неожиданно выступившие слезы. Дональд всегда обращался с ней по-отцовски нежно, но был так корректен при этом и так тщательно держал дистанцию, которую она установила, что Сьюзен никогда не приходило в голову, что он к ней так сильно привязан. Уже второй раз за один день она испытала теплое чувство защищенности.
— Спасибо, Дон, — прошептала она и быстро повесила трубку.
Чуть позже раздался легкий стук в дверь. Вошел Шон. Темные волосы были еще влажными после душа. Она заметила, что он переоделся в ослепительно белую водолазку и черные брюки.
— Час прошел, — сказал он, холодно посмотрев на нее. Полуденный свет подчеркнул тени на его лице, и стало заметно, что он не брился.
— Вы знаете, как добраться до больницы, где лежала Джудит?
Вопрос, казалось, позабавил его.
— Конечно, я знаю, как туда добраться.
— Прекрасно. Я хочу, чтобы вы меня туда отвезли. — Она взяла со стола свою книжку и направилась к дверям.
— Сейчас? — удивленно нахмурился он, когда она прошла мимо него.
— Да, сейчас. Мы начнем с больницы.
8
Шон не разрешил ей надеть собственную одежду. Он был очень категоричен.
— Это не теплое пальто, а куртка, к тому же калифорнийская, — упрямо сказал он, стягивая с нее удобную замшевую курточку и вешая ее в шкаф. — Нью-Гэмпшир не назовешь тропиками и в самые теплые дни, а сегодня надвигается холодный фронт. Если вы хотите, чтобы я повез вас в больницу, наденьте вот это.
Сьюзен хмуро взглянула на длинное черное кашемировое пальто, отметив про себя, что сшито оно отлично и подходит ей по размеру.
— Я не люблю носить чужую одежду, — проворчала она.
— В таком случае вам следовало, привезти подходящую с собой. Наденьте его, или я сам его на вас надену.
Она неохотно повернулась и продела руки в отороченные шелком рукава. Ее пальцы медленно застегнули пуговицы, лаская мягкую ткань.
Шон, молча наблюдавший за этим, натянул ей на голову капюшон и сказал с удовольствием:
— Ну вот, другое дело. В карманах есть перчатки, они тоже должны подойти.
— Мне не нужны перчатки. Сейчас совсем не холодно…
— Наденьте их.
Раздраженно вздохнув и чувствуя себя нетерпеливым ребенком перед настойчивым родителем, она вытащила из карманов лайковые перчатки и натянула их на руки.
— Ну, вы довольны теперь?
— Да, потому что теперь вы не замерзнете. Подождите, я сейчас подгоню машину.
— А чья это одежда? Бывшей любовницы или теперешней? — бросила она ему в спину.
Он остановился и ответил, не оборачиваясь:
— Это пальто моей матери. Она оставила его, когда гостила здесь в последний раз.
Сьюзен хмуро посмотрела ему вслед, пожалев, что задала этот вопрос. Она вздрогнула от звука хлопнувшей двери и прислушалась к тишине, охватившей дом. Как, должно быть, ужасно жить здесь одному. Маленький дом — даже пустой — был бы уютнее, чем этот, огромный, не согретый живыми звуками.
Стараясь нарушить тишину, она прошла вдоль длинного зеркала и вдруг, взглянув в него, остановилась. Она выглядела… почти элегантной в этом прекрасном дорогом пальто. За мягкими складками черного капюшона глаза стали ярко-синими, а светлые непослушные пряди волос казались яркими полосками света. Она невольно улыбнулась и, отвернувшись, стала рассматривать мягкую ткань, восхищаясь отделкой…
Услышав резкий гудок автомобиля, Сьюзен поспешила к входной двери. Вместо джипа, который она ожидала увидеть, Шон ждал ее в длинном темно-бордовом «роллс-ройсе». Усаживаясь в машину, она вдохнула сладкий запах дорогой кожи.
— Только не говорите мне, что это машина вашей матери, которую она оставила здесь, когда приезжала в последний раз, — сухо сказала Сьюзен.
— Вы угадали. — Шон резко нажал на газ, и ее отбросило на сиденье. «Роллс-ройс» промчался мимо пристроек и стал забираться вверх по склону, поросшему лесом.
Косые лучи солнца пронизывали лес пучками света, мягко касаясь блестящего капота машины. Зачарованно наблюдая за игрой света, Сьюзен не сразу заметила, как тихие аккорды классической музыки заполнили салон.
Ее взгляд медленно скользнул вверх, губы тронула улыбка.
— Через полчаса мы будем в больнице, — голос Шона нарушил очарование, сотканное музыкой и прекрасным пейзажем. — Может, расскажете, зачем мы туда едем?
Она посмотрела на него — руки крепко сжимали руль, глаза сузились и напряженно следили за петляющей дорогой, рот сжался в упрямую линию.
— Я хочу поговорить с сестрами, которые ухаживали за Джудит. Ее лечащего врача сейчас в городе нет, но в любом случае, думаю, сестры будут более разговорчивыми.
Он неодобрительно покачал головой.
— Кроме состояния ее здоровья, я не представляю, что вы ожидаете от них услышать. Если вы думаете, что Джудит могла проболтаться одной из них о том, что здесь произошло, вы глубоко ошибаетесь.
Сьюзен шумно вздохнула и откинулась на удобном сиденье.
— Может быть, но с чего-то надо начинать. После больницы мы поедем к шерифу…
— Подождите. Одно дело болтаться со своими вопросами в больнице и совсем другое — начать задавать их властям. Репортеры не оставляют их в покое с тех пор, как появилась эта проклятая книга. И им совершенно не нужен еще один доморощенный следователь, пристающий с теми же вопросами. Сьюзен, вы попусту тратите время. В больнице вам никто не поможет. И у шерифа тоже. Они ничего не знают. Их там не было…
— Расскажите мне про Алекса, — прервала она.
Шон искоса бросил на нее взгляд.
— О чем вы хотите знать?
Казалось, его мрачный взгляд о чем-то предупреждал ее. Она пожала плечами, стараясь, чтобы голос ее звучал небрежно:
— Он — главное действующее лицо в этой истории. Мне нужно знать о нем больше.
— Вам ничего не нужно о нем знать. Он не главное действующее лицо: он умирает в первом акте, помните?
