— Клер, — примирительно сказал Дэн, — иди сюда. Давай посидим, поговорим, все обсудим…
Он попытался взять девушку за руку. Клер резко дернула обнаженной рукой, еженедельник, который она держала, вылетел и приземлился на пол бунгало.
— Хорошо полетел, — проговорила Клер. Рассмеялась.
Дэн вздохнул было с облегчением…
Из еженедельника веером рассыпались фотографии. Небольшие картонные прямоугольники с матовой поверхностью запечатлели семейные сцены.
— Подожди, — чужим, изменившимся голосом проговорил Дэн, буквально выдавил из себя эти слова. — Не убирай фотографии…
— В чем дело? — Клер удивленно смотрела на него.
— Не убирай. Подожди.
— Это всего лишь фотографии моей семьи.
— Я понимаю. Могу я посмотреть?
— Что с тобой, Дэн?
— Дай сюда…
Клер в растерянности протянула Дэну четыре фотокарточки.
— Я всегда вожу их с собой. Так мне приятнее… С мамой мы еще можем видеться, а отца давно нет. Дэн, в чем дело? Что-то показалось тебе знакомым?
— Не что-то, а кто-то…
Дэн ощутил, словно его сознание расплывается. Плывет, плывет и проваливается в какую-то ужасную, жуткую черную дыру. Жуткую своей пустотой. Пустота поглощала его. Еще немного, и мир развалился бы прямо под его ногами, проделав трещину в лакированном полу бунгало, разорвав циновки…
— Вот это, — глухо проговорил он онемевшими губами, тыча пальцем в одну из фотографий.
— Это? Это моя мама.
— Я говорю о нем.
— Дэн, это мой отец. Профессор Уорнхолл.
— Все правильно. Все сходится.
— Да что сходится-то?
— Клер… Это и мой отец тоже. Ты понимаешь? Теперь ты понимаешь?
— Какой ужас, — онемевшими губами произнесла Клер. — Что это значит?
— Это значит, как минимум, то, что ты — моя сестра.
— Сводная…
— Пусть даже и сводная. Все равно сестра.
11
Не хотелось ни кофе, ни еды, ни питья.
Новообретенные брат с сестрой сидели на полу и тихо переговаривались.
Первоначальный шок еще не прошел. Но он притупился. Появилась возможность здраво рассуждать, мыслить и разговаривать относительно спокойно.
— Как же так получилось? — повторила Клер, наверное, раз в десятый.
Дэн терпеливо принялся объяснять. Проговаривая, он еще раз убеждался в правильности своей версии.
— Смотри. Отец оставил нас с мамой, когда мне было шесть лет. Верно?
— Тебе виднее. Но почему твоя фамилия — Робинсон? Почему не фамилия отца?
— После бесконечных папиных рейдов туда-сюда у мамы лопнуло терпение. К тому же они не слишком хорошо расстались. Вскоре у мамы появилась возможность снова выйти замуж. Джеф Робинсон любил ее, клялся в верности. Лучшим доказательством его чувств, на мой взгляд, было то, что он готов был жениться на маме с маленьким ребенком. К тому же он дал мне свою фамилию. Я больше не был Дэном Уорнхоллом. Я давно и прочно забыл, что когда-то был им. Думал, что забыл…
— У нас с тобой разница в шесть лет…
— Да… Примерно тогда отец и зачастил в Америку. Преподавать в университете, говорил он.
— Но он действительно преподавал.
— Да. И параллельно знакомился с местными девушками.
— Знаешь, мама рассказывала мне… да я и сама помню… отец не всегда жил с нами. Собственно, когда мама поняла, что ждет ребенка, она не колебалась ни секунды, оставлять плод или нет.
— И она оставила.
Клер слабо улыбнулась:
— Разумеется! Ты ведь сидишь здесь и разговариваешь со мной.
— Что ж, я очень рад…
— Твой… наш отец долго метался. Чувство долга, другие противоречивые чувства… Мама уже готовилась рожать, а папа все еще навещал ее наездами. Родив, мама дала мне свою фамилию.
— Поэтому ты Клер Брауни.
— Именно поэтому. Когда Уорнхолл сделал выбор в пользу Америки, университета и моей мамы, мне не стали менять фамилию.
— Вот поэтому фамилия Уорнхолл нигде и не всплывает… Теперь все встало на свои места.
— Удивительно, что ты узнал его. На твоем месте я бы долго сомневалась. Проверяла бы информацию, сравнивала бы…
— Клер… у меня прекрасная память на лица. К тому же на фото он относительно молод. Да и ты не кажешься старушкой.
— Это за несколько лет до его смерти. Просто это мои любимые фотографии. Все выглядят тут такими… счастливыми.
— А я частенько пересматривал семейный альбом. Там были все фото — и отца, и отчима. Отчим, кстати, умер, когда мне было лет десять… Фамилию я больше не менял.
— Почему твоя мама сохранила снимки?
— Она говорит, что из истории нельзя выкинуть ни одного героя, чтобы она не изменилась.
— Потрясающе. А ведь ты мог и не узнать его.
— Думаешь, нас посадили бы?
— За что?
— За кровосмешение.
Вместо того, чтобы рассмеяться, Клер неожиданно расплакалась.
Дэн не знал, чем и как утешать девушку. Он обнял ее за плечи, притянул к себе. Теперь в этом жесте была только забота.
Пожалуй, еще и нежность. Но уже без страсти, без желания обладать.
— Нам ведь повезло, да? — тихо проговорила Клер, еще всхлипывая.
— В чем?
— Ну… у нас так и не дошло до секса. Разве это не счастье?
— Наверное. Представляю, как бы я себя чувствовал…
— Понять бы, как я чувствую себя сейчас. Я такая потерянная… и это все, что я знаю.
— Как это могло с нами произойти?
— Но мы ведь нашли друг друга. Мы все равно будем друг у друга… пусть и несколько в ином качестве.
— Ты этому рада?
— Не знаю. Пока больно… почему-то слишком больно…
— Наверное, боль со временем притупится. Останется светлая грусть.
Теперь Клер смеялась:
— Стоило приезжать в Лондон, чтобы обнаружить брата, о существовании которого ты всю жизнь не имела понятия.
— Да. И как удачно ты провалилась на стажировке!
— Видимо, это все-таки перст судьбы.
— О чем ты?
— Представляешь… ведь мы с тобой столкнулись во многомиллионном Лондоне. Этого могло никогда не произойти! Минутой раньше… секундой позже. Мы разошлись бы в толпе. Даже не заметили бы друг друга.
— Клер! Милая, тебя невозможно не заметить. Ты такая…
