– Не нужно, Сенечка, на песика кричать, – проворковала Рахиль, высовывая наружу немного уменьшенную копию носа моего хозяина. – Он же умный и нам что-то сказать хочет. Правда, Мурзик?
Ой, правда, лапочка моя. Верно, хвостик ты куцый! Ты, кошенция ободранная, даже представить не можешь, сколько всего я хочу вам обоим, каждому по раздельности и тебе персонально сказать… Но тут я заткнулся. Прямо не знаю, что со мной творится. Память дырявая стала. Ну все время забываю, что прежде чем начать орать, нужно у самого себя спросить, а поймет ли твою речь хоть кто-нибудь! Вот и сейчас кричу на них, а сам прекрасно знаю, что моей тирады никто не воспримет. Единственное, чего я смогу добиться своими воплями, так это очередной вспышки альфа-лидерства со стороны хозяина. И мои надежды сбылись.
– Рахиль, не лезь, – строго выговорил ей Сеня так, как будто щенка за мокрое дело на ковре отчитывал. – Ты Мурзика не знаешь, поэтому лучше помолчи. Он у меня и так распустился что-то в последнее время, а тут ты еще его баловать надумала. С ним построже нужно быть, а не сюсюкать, как с кутенком, – и тут же продемонстрировал, как именно, по его мнению, со мной нужно обращаться.
– Мурзик, фу! Сидеть, – рявкнул он на меня так, что любая шавка бы позавидовала. – Еще раз без команды голос подашь, я тебя из шатра выгоню, и на завтрак будешь мышей полевых трескать!
И этот Куклачев называется «друг»! Хотелось мне, страшно хотелось послать его по материнской линии к родственникам из Биробиджана, но я сдержался. Даже сел для приличия. Дескать, на тебе, подчинюсь, чтобы ты перед этой самкой окончательно не опозорился. Но сел я ненадолго. Едва опустив хвост на ковер, я тут же встал и, обиженно фыркнув, выбрался из шатра. Не больно-то мне, Сеня, и хотелось в твоей вонючей палатке спать. Лучше уж пойду к Попову с Горынычем. Там запах ароматнее, сознание потерять от вони можно. По крайней мере, пару часов спокойно отдохнуть получится!
Впрочем, к криминалисту на ночлег я не пошел. Выбравшись на свежий воздух, я увидел, что никакими признаками египетского войска тут и не пахнет. А вот с колонистами явно что-то случилось. Полностью игнорируя указания и запреты руководителей мелкого и среднего звена, сыны израилевы с невероятным упорством пробивались к штабу. Интересно, что им тут понадобилось? Не назад же, в Египет, они идти хотят?!
Пока я раздумывал, куда именно следует отправиться, чтобы побольше информации о причинах суматохи получить, Рабинович следом за мной из шатра выбрался. Да, кстати, сразу сообщу, дабы у вас мыслей крамольных в голове не зарождалось, что совместные ночевки моего хозяина в одной постели с Рахилью еще ни о чем не говорят! Того, о чем вы подумали, между ними не было. Нет, Сеня, конечно, как и каждый нормальный кобель на его месте, не попытаться не мог, но девица его отшила. Рабинович тут же удивился такой целомудренности, совершенно справедливо поинтересовавшись, откуда у Рахили появились столь строгие жизненные взгляды, если при первом их знакомстве она в довольно легкомысленном амплуа себя пробовала. Рахиль обиделась.
– Это была ошибка молодости, причем так ничем и не закончившаяся. И с твоей стороны не по-джентльменски напоминать девушке, да-да, именно девушке, о ее необдуманных поступках, – прокурорским голосом заявила она. – После знакомства с тобой моя жизнь переменилась, и теперь я даже в мыслях своих не буду с мужчиной до тех пор, пока мы с ним не выйдем из-под венца. Ты ведь собираешься на мне жениться? Я не ошиблась?..
После этих слов на моего хозяина внезапно и вероломно напал приступ злобного кашля в союзе с аллергией, тугоумием, слабослухием и прочими недугами, всегда настигающими мужчин в такие ответственные моменты, как разговоры о женитьбе. Я бы, конечно, мог ответить за хозяина, объяснив наивной аборигенке Сенины жизненные принципы, но делать этого, по понятным причинам, не стал. Просто фыркнул и, глядя на Рахиль, почесал лапой за ухом, показывая, какого я мнения об ее умственных способностях.
Впрочем, извините. Я опять отвлекся. Разболтался что-то сегодня. Пора переходить к проблемам насущным, а они вон все перед барханом (или на берегу моря эти песчаные шишки дюнами называются?) стоят, словно демонстранты перед грузовиком с Зюгановым на борту… Кому не нравится, последнюю фамилию могут заменить на любую другую. Один хрен, между ними никакой разницы нет. И не спорьте со мной! Я на всех митингах в нашем городе бывал и больше вашего о них информации имею.
– Чего это тут за манифестация? – услышал я позади себя голос Жомова и обернулся.
Вот уж не знаю, то ли Ваня вчера мало выпил, то ли, наоборот, опохмелиться с утра сильно хотел, но проснуться он сегодня умудрился без помощи автоматной очереди. Впрочем, не он один. Из своего шатра выбрались Попов с Горынычем, подошли Навин и Нахор. Ну а Моисей с Аароном и вовсе давно были на ногах. Патриархи, сонно потирая глаза, спрятавшись за оцеплением, стояли перед волнующейся толпой, а все остальные на них пялились, словно коты на свежую рыбу.
– Так что тут творится-то? – не унимался Ваня. И с чего это вдруг он таким любознательным стал?
– Би-еляшей хотят, – ответил ему Нахор. – Минога би-еляшей.
– Минога, это ты, – сообщил персу Жомов. – И вообще, шел бы со своими беляшами верблюдов кормить, – Ваня на секунду задумался, а затем обрадованно пообещал Нахору. – А то в ухо дам!
– Ванечка, ты своим подчиненным затрещины раздавай, а к моим лезть не смей, – ревниво вступился за ученика Рабинович. – Нахор, между прочим, уже с самого раннего утра о настроениях переселенцев узнать пытается. Так что не приставай к нему! – Сеня повернулся к персу. – В чем там дело?
Собственно говоря, мог бы и у меня спросить! Я бы тебе вдвое быстрее обо всем рассказал, чем эта бородатая морда, страшно коверкающая человеческий язык. Пока мои соратники переругивались, я ушами не хлопал, и кое-что в разговорах сынов израилевых разобрал. Нахор, конечно, знал побольше, но кому все эти подробности нужны? Главное – знать суть проблемы.
Терроризировать вас, словно Нахор российскую милицию, подробностями о том, как Исаак Рувимович поссорился с Адой Еноховной, я не буду. Просто скажу о том, что над лагерем переселенцев вдруг дамокловым мечом повисла продовольственная проблема. Началась она с мелочи, но вылилась в глобальную катастрофу.
Вы, наверное, помните, что вчера, по случаю чудесного спасения от преследования египтян, вся орда переселенцев устроила большой сабантуй. Сегодня утром особо ретивые личности поспешили опохмелиться и, исключительно для пользы желудка, выпитое закусить. Тут же эти ранние птахи выяснили, что собственных запасов после вчерашнего раздолья у них не осталось, и они полезли к соседям, дабы позаимствовать лекарство и закуску у них. Соседи, хоть и вчера побратались со всеми (а чего с пьяных глаз не сделаешь?!), утром от своих обязательств отказались и поймали за руку страждущих, обозвав их грабителями. Стали они выяснять, что именно из собственного добра пропало, а вместо этого узнали нечто другое.
Оказалось, что практически все переселенцы перед отправкой в долгий путь, занимая имущество у египтян, думали не о продовольствии, а о тех средствах, на которые оное можно будет покупать. И, как на грех, никто из сынов израилевых не рассчитывал на то, что в пустыне ни одного супермаркета им не попадется. Вот сегодня утром после ревизий домашнего скарба и выяснилось, что золота у евреев навалом, но есть его нельзя. Странная штука, согласитесь!..
