– А Груня эта где?
– Выйди из ворот и иди прямо, не ошибёшься.
– Спасибо!
Данила поблагодарил неприветливого варяга и не без облегчения вышел за ворота детинца. Снаружи город оказался довольно шумным, тесным и вонючим. На единственной улочке едва могли разъехаться две телеги, по бокам теснились подворья, окружённые крепкими заборами, из-за которых слышался собачий лай. Улочку вдоль и поперёк устилали коровьи лепёшки, так что запах был соответствующий, хотя с вонью канализации или «химии» в промзонах, конечно, не сравнить. К запаху навоза Данила так и вовсе приноровился.
Народ возле детинца в основном жил богатый. Люди, встречавшиеся Молодцову, по здешним меркам одеты были прилично. Да и не по здешним. Ткани натуральные, ручной выделки, за одну только крашеную рубаху на родине Молодцова могли полштуки баксов отдать.
А у каждого имелись ещё и драгоценности, которые он цеплял на себя, чтобы показать, насколько он уважаемый человек. Тут Данила сообразил, что вид у него совсем непрезентабельный: фуфайка с дырами на локтях, джинсы с пузырями, только и статуса, что дарёный нож на поясе. Впрочем, ножа было достаточно, никто Молодцова не задирал, не оскорблял, а сам Данила и не думал нарываться. По Правде он – свободный мужчина. Но согласно здешним понятиям, изгой – человек без роду и племени, лишённый поддержки родных, чужак к тому же. А что тут делают с чужаками, Данила хорошо знал.
Холопов и челяди в железных и кожаных ошейниках он повстречал тоже немало. Предаваясь не очень весёлым воспоминаниям, Данила подошёл к плетёному навесу, под которым сидело человек пятнадцать мужиков. Ели все, судя по запаху, кулеш с мясом. Наверное, это и была харчевня. Столами и стульями здесь служили деревянные пеньки, официанток не наблюдалось. Ели все из одного котла, а пили из разных кувшинов.
– Доброго дня! А здесь харчевня Груни? – громко осведомился Данила.
– А тебе что за дело, чужак? – вскочил из-за стола низенький мужичок, рыжий, бородатый, как и все присутствующие.
Данила и сам изрядно оброс за время своих скитаний, но, видимо, недостаточно сильно.
– Тише ты, Баламут, это ж тот самый молодец, за которого просил Вакула.
Из-за сооружения, напоминавшего прилавок, выскочила дородная баба в «рогатой» шапочке, подбежала к Даниле.
– Не слушай их, – защебетала она, взяла под руку Молодцова и повела к свободному столу. – Идём со мной, молодец. Здесь посиди пока, а я есть принесу, медок хмельной. А Вакула скоро придёт. Сказал: солнце зенит не перекатит – обернётся.
Даниле принесли полную миску каши, поставили кувшин – судя по запаху, с чем-то хмельным. Молодцов ел в гордом одиночестве, посетители на него косились, но дальше взглядов дело не пошло. Он, к своему удивлению, съел всё и даже выпил сладковатую бражку, которая пришлась ему по душе. Он всегда был сладкоежкой, а тут со сладостями наблюдался дефицит. Вакула вернулся, когда Данила уже больше часа маялся бездельем. Хмурый, чернее тучи, рука на перевязи, но признаков слабости кузнец не выказывал. Уверенно прошагал всю харчевню, сел рядом с Данилой.
– Груня, принеси ещё мёду, – первым делом гаркнул он и пояснил: – Старого мы проводили, теперь надо бы и нам с тобой тризну справить.
Хозяйка харчевни принесла ещё кувшин той самой сладковатой бражки и молча удалилась. Вакула плеснул мёд по глиняным кружкам, отлил чуть-чуть прямо на пол. Данила удивился, но повторил все действия кузнеца. После чего они выпили стоя, а потом сели и допили весь оставшийся кувшин. Ни слова не говоря. А о чём ещё им было говорить? Данила Житко, считай, не знал, по идее должен был рядом с ним быть, а в результате – оставил старика одного. Ничего уже не вернёшь.
– Жёлудь завтра торговаться будет. Тебе долю выделит, – начал Вакула.
– С чего?
– Как с чего? С товара, который продаст. Мы же, считай, благодаря тебе отбились.
– Да не надо мне ничего… – Данила увидел взгляд Вакулы и осёкся: – Прости, друг, не хотел обидеть.
Кузнец кивнул: забыли, мол.
– И ещё добычу с татей я тебе в комнату отнёс.
– Добычу?!
«Вот что за шмотки в комнате валялись!» – понял Молодцов.
– Ну да. Ты же двух татей положил.
– Погоди, но добил-то их ты?
– И что с того? Главное ты сделал, а добить негодника – много ума не нужно.
– Ну спасибо, конечно. Только, Вакула, я же должен был рядом с Житко оставаться, возле его телеги. А я ушёл, и из-за меня их всех там убили.
– Не казнись, – ободрил Вакула, – ты сделал всё, что мог. И поступил правильно. Если бы нам на помощь не пришёл, тебя бы и убили. А так тати сразу телегу грабить принялись и только потом занялись нами. Кто оплошал, так это я. Не ожидал, что их так много будет. Почитай, восемь человек, и ещё лучники.
Кузнец тяжело вздохнул.
– Но, значит, так богам было угодно, вспять уже ничего не воротишь. А я вот что тебе хочу сказать, Даниил, живы мы благодаря тебе остались. Бился ты за нас, хотя не рода нашего. Мог бы и сбежать, в темноте тати за тобой бы не погнались. Но ты остался. Храбрый ты муж, Даниил, и должен я тебе, крепко должен. А я в должниках ходить не люблю. Сказывай, что хочешь. Чем смогу – помогу.
Молодцов сперва был ошарашен. Каким же всё-таки мужиком оказался этот кузнец! Ну, или мужем, по-здешнему. Кто для него Данила? Да никто, безродный чужак, которого никто в грош не ставит. Вакула запросто мог шепнуть посаднику, что он с разбойниками заодно, и Молодцов тут же в колодках бы оказался. Но нет, Вакула и долю с товара выделил, и добычу и теперь говорит: проси что хочешь. Такими друзьями дорожить надо! Не такие уж и плохие люди здесь живут, как решил сперва Молодцов. Но предложение Вакулы он принял всерьёз – задумался, чего же ему здесь больше всего не хватает. Не хватало многого, но в жизни всегда так: есть мишура, за которую не стоит горбатиться, а есть главное, ради чего стоит жить. И Данила понял, чего же он на самом деле хочет.
– Драться хочу научиться. Биться как варяги или даже лучше. Я многое умею, ты же видел, но этого мало. А я способный, я чему угодно научусь и пахать буду как никто. Всё, что хочешь, за учёбу отдам: всю добычу, всё оружие, только найди наставника мне. Помоги, Вакула, а? И тогда я у тебя в должниках буду.
Кузнец насупил мохнатые брови, задумался. Даниле даже показалось, что он немного огорчился. Потом Вакула кивнул:
– Будет так. Научат тебя воинскому искусству. Кого нужно, я найду, но дальше уже от тебя зависит, как стараться будешь.
– Ага, не сомневайся, стараться буду! Спасибо! – с жаром выпалил Молодцов.
– Потом поблагодаришь. Дело это небыстрое, лучше с утра начинать. Переночуешь у меня на подворье. Вещи и добычу можешь не забирать: я мальца отправлю, он всё принесёт. Ну всё, пошли, дел и вправду много.
Вакула жил не в самом городе, а на окраине, за крепостной стеной. Должно быть, кузнечное дело считалось «опасным производством», и его выносили подальше от жилых построек. Во дворе имелось солидное хозяйство: куры, козы, лошадь. Пара здоровенных кудлатых псов приветствовали хозяина радостным лаем, от которого у Молодцова сердце в пятки упало. Псины, впрочем, к нему отнеслись вежливо, обнюхали и больше докучать не стали. Ещё встречали Вакулу две девицы. Как оказалось, обе они были его жёнами. Попастые, сисястые, румяные, как яблочки, у обеих волосы собраны под покрывало. Одна была постарше, Данила навскидку дал бы ей лет тридцать, другая – совсем молоденькая, не старше восемнадцати. Вакула их почему-то не представил, расцеловался с ними, потом пообнимался с малышнёй – к нему подбежали четыре ребятёнка дошкольного возраста.
