– Я вот уже давно не был в церкви и не собираюсь. Мой папаша тоже туда не ходит, но ему хочется считать нас частью общины. Типа, нужный значок. Членство в этом клубе – галочка! Членство в том клубе – галочка! Членство в религиозной организации – галочка! – Марк встал, выпрямился и через квадратное отверстие в кубе оглядел в темноте спортивную и бейсбольную площадки. – Я всю жизнь стараюсь угодить другим, стать тем, кем меня хотят видеть, но своих-то идей у меня нет. Мне никто не мешает стать тем, кем я хочу, я просто не знаю, кем я хочу быть. Я никем не хочу быть. Разве не странно?
– Нет.
– Я привык считать, что у других идеи удачнее, что они лучше знают, как мне следует поступать. Мне раньше не приходило в голову, что они такие же, как я, – они все тоже притворяются. Мы же предоставлены сами себе. – Он вдруг нагнулся ко мне и схватил меня за плечи. Он смотрел на мой синяк, и на секунду мне показалось, что он хочет меня туда поцеловать. У меня оборвалось все внутри, и я застыл в знакомой неподвижности. – Чувак, – произнес Марк, – одиночество – такое паскудство… – Он покачал головой, выпрямился и вытер нос.
Мне вдруг показалось неловким находиться с ним вдвоем в тесном кубе. Я вытянул ноги в открытую заднюю стенку и спрыгнул на песок.
– Пошли, – сказал я. – Нечего здесь торчать. Мы слишком громко разговариваем. В конце концов нас услышат и поймают.
– Черт, я не знаю, – отозвался Марк. – Может, меня уже пора поймать? По-настоящему? Может, этого мне и надо?
– Не сходи с ума!
– Ладно, – согласился он, глядя на школу. Ладонью он прикрыл глаз, как щитком, заслоняясь от света фонарей на парковке. – Я знаю место, где нас никто не услышит. – Он выпрыгнул из куба и пошел через спортплощадку к деревьям, росшим сбоку от школы.
Здание формой напоминало сглаженную, тупую устричную раковину: задний фасад узкий, а передний веером расходится вдоль улицы. И этажей спереди больше, чем сзади – крыша наклонная. Пожарная лестница зигзагом шла по боковой стене, ближе к задней части школы, далеко от спортплощадки и света фонарей. Марк подвел меня к железной лестнице и быстро поднялся к запасному выходу.
– Эй, – сказал я, – если мы попремся внутрь, сработает сигнализация.
– Не попремся, – заверил он. – Мы полезем наверх. – Окно возле запасного выхода было забрано металлической решеткой. Марк посмотрел на крышу: – Залезешь?
– Брось, – не поверил я, – ты прикалываешься.
Марк улыбнулся. Впервые за весь день я увидел, как он немного расслабился.
– Я-то смогу, – сказал он. – Но я видел, как ты плаваешь. Сможешь подтянуться? – Не дожидаясь ответа, он полез по решетке. Добравшись до края крыши, поколебался, но всего на несколько секунд. Взявшись за бортик крыши, он подтянулся и перекатился вперед, скрывшись из виду.
Я полез за ним, но куда менее уверенно. Подъем был труднее, чем я ожидал, и, когда я подумал, с какой высоты придется падать, даже не стал смотреть вниз. Когда я подтягивался на дрожащих руках, решетка дребезжала. Было слышно, как от ветра шумят деревья футах в десяти-пятнадцати подо мной. Я изо всех сил цеплялся за решетку и лез медленно. Когда же я наконец добрался до верха и заглянул через каменный выступ, Марк сидел совсем рядом.
– Помощь нужна? – спросил он. Упершись ногами в выступ, он подхватил меня под мышки и втащил на крышу.
Я еще с земли разглядел, что крыша шла уступами. Одна плоская терраса, на которой мы стояли, примыкала к низкой стене, выше была другая огромная плоская поверхность, тоже ограниченная короткой стенкой, а потом уклон крыши резко шел вверх, к переднему фасаду. Мы пристроились у первой низенькой стены и пили из наших бутылок. Я все пытался отдышаться. Обычно Марк вообще не пил, но сегодня тянул ром быстрее меня. Он улыбался, но в его улыбке сквозил еще не улегшийся гнев. Марк допил бутылку и запустил ею в дальний конец крыши.
– Осторожно, это из запасов самого Джей-Пи Донована. В прошлый раз, набухавшись этого добра, я окатил Софи.
Я засмеялся, но Марк меня не поддержал.
– Ха, – невыразительно произнес он. – Вспомнилось, да? Все было хорошо, пока моя мать не прибежала со своими крутыми мерами, как церэушница…
– Слушай. – Я взял его за плечо. – Сейчас мы здесь. Забудь о них. Отдыхаем на свободе. Об этом и думай. Свобода! – Я показал на простиравшуюся перед нами террасу. Фонари парковки внизу мало что освещали. Со школьной крыши действительно лучше было видно звезды: темное небо висело над нами огромной чашей. Мы развернулись и улеглись головами к стене, изменив, так сказать, прежнюю точку зрения.
– Ух ты! – сказал Марк. – Просто глюк.
Он засмеялся, и я тоже, радуясь, что он счастлив. Мы вместе допили ром из моей бутылки и затянулись коротким косячком. Через некоторое время мы уже покатывались от глупого смеха. Я тыкал пальцем в звезды, и, когда я на них показывал, Марк тоже указывал в небо, а другой рукой тыкал в меня. Я помирал со смеху.
Марк встал.
– Давай освободимся по-настоящему. – Он начал снимать одежду. Я перестал смеяться, когда он остался в трусах и носках. Марк смотрел на меня с серьезным видом. – Ты тоже, дуралей!
Я поколебался, но последовал его примеру, радуясь, что Марк хоть трусов не снял. Когда я остался в нижнем белье и носках, ноги сразу замерзли, и я отпил еще рома, чтобы согреться. Марк отобрал у меня бутылку, допил, размахнулся и зашвырнул ее за край крыши. Пластиковая бутылка загромыхала о пожарную лестницу.
– Йе-ху! – заорал он. – К черту!
Мы прыгали по крыше как сумасшедшие, потрясая кулаками в воздухе, в дикой пляске вокруг вороха сброшенной одежды.
– По-моему, можно забраться еще выше, – сказал он. – Смотри!
Он разбежался и запрыгнул на соседнюю террасу.
– Давай, – позвал он, нагнувшись ко мне.
Я последовал его примеру. Тем же способом мы забрались на следующий уступ и на животах поползли по крутому уклону. Добравшись до края, посмотрели вниз. По улице проехала машина, но не притормозила.
– К чертям их всех! – снова крикнул Марк.
Казалось, мир подо мной переворачивается. Чувство равновесия во мне было разбалансировано, и я, хоть и лежал неподвижно, не мог избавиться от ощущения, что меня тянет вперед, за край крыши. Я сполз пониже и перевернулся на спину. Стало легче, но при виде купола ночного неба мне показалось, что я падаю вверх, к звездам.
– Черт! – воскликнул я.
– Да, – согласился Марк. – Мне кажется, будто я лечу.
Я запрокинул голову и посмотрел на него. Он стоял на краю крыши, опустившись на колени и разведя руки в стороны. Я вздрогнул.
– Слушай, давай одеваться, – сказал я. – Я больше не могу.
– Нет, – уперся он. Когда я оглянулся, он придвинулся еще ближе к краю. – Нет.
– Марк!
