Когда майор открыл глаза, вокруг была ночь.
Точнее, нет, не ночь… Вечер?
Но каким это вечером бывает такое освещение? Приглушенное. Бордовое. Равномерное.
«Я на кровати… Дома… Дома? Приснилось все, что ли?»
Растов попытался встать «с кровати». Сил оказалось до обидного мало, голова кружилась и страшно болела (усыпляющий газ!), он не без труда приподнялся на локте.
Нет, кровати никакой нет.
Есть только пол. Он же – «кровать». Но только без подушки, одеяла и простыни. Чистый.
Растов встал на корточки. Затем осторожно выпрямился.
Сила тяжести… С ней что-то необычное.
Впрочем, что необычного? Просто половинная. Именно такая и считается нормой на большинстве боевых космических кораблей…
Наш? Наш корабль?
Растов сделал два шага и уперся в стекло.
Он – за стеклом. Как жук в банке.
Снаружи сочился тусклый бордовый свет, к которому глаза хоть и медленно, но все же привыкали.
Итак, простенькая задачка на сообразительность. Дано: космический корабль, все кругом бордовое, ты помещен в капсулу из стекла… Из стекла? Ну хорошо, из неустановленного прозрачного материала. Вопрос: где происходит действие?
Растов решил эту задачку за одну минуту двадцать две секунды. «Я на чоругском звездолете. Переправлен на него с Тэрты. После того как меня вчера захватил в плен тот шагающий танк, «Три квадрата»… Или не вчера».
События последнего боя (вчерашнего? позавчерашнего? недельной давности?) вдруг всплыли перед ним беззвучным призрачным хаосом.
Растов прильнул к стеклу. На какой полке стоит банка с жуком-майором?
Стоило ему задаться этим вопросом, как цилиндр едва заметно качнулся и куда-то пополз.
Ага! Он не на «полке», а на конвейере!
А что еще стоит на конвейерной ленте? Что это там поблескивает, впереди?
Такая же капсула. А внутри ее… внутри ее… смутно угадывается какой-то силуэт…
Человеческий. И, пожалуй, даже женский.
«Интересно, мужчин и женщин они как-то дифференцируют? Может, есть капсулы «мэ» и капсулы «же»?»
И сзади капсула.
В ней вроде как мужчина. Вроде в гермокостюме.
Листов?
Растов закричал.
Но стекло капсулы, похоже, великолепно глушило акустические колебания любой частоты и амплитуды. По крайней мере, звуков конвейера он тоже не слышал.
Отчаявшись докричаться до своих соседей, Растов принялся изучать тоннель, внутри которого они перемещались.
Уровень освещенности постепенно рос.
Теперь по обеим сторонам конвейера различались какие-то нечеловечески сложные конструкции, состоящие из сплетенных между собой колец, витые колонны, напоминающие виноградную лозу, написанную корифеем модной в субдиректории Англия живописи «дарк трэш хоррор», арки, будто бы выращенные капелью свечного воска, и балконы, имитирующие древесные грибы.
И, что было самым отталкивающим, эти техногенные заросли были обитаемы!
Взад-вперед то и дело проносились шустрые тени – то размером с сову, то размером с грифа.
На первый взгляд казалось, что они свободно летят по воздуху. Но в дальнейшем Растов начал различать систему тонких нитей, которые направляли их движения. По коридорам корабля сновали своего рода пауки, которые использовали для перемещения хаотическое (на первый взгляд) плетение нитей-паутинок. Существа хватались за нити многочисленными конечностями разной длины и анатомии: суставчатыми, жгутовидными, хоботообразными.
«Ага, это ремонтные боты… Для самих чоругов они маловаты».
Чем именно заняты ремонтные боты, из капсулы Растова разглядеть было невозможно, но он искренне надеялся, что какой-то из русских или союзных звездолетов навертел дыр в боку чоругского корабля! И теперь вся эта камарилья суетливых механических уродцев несется к пробоинам, чтобы залатать их пластырями, задуть пеной, зашить углеродными нитями.
Растову пришла в голову идея попробовать связаться со своими кораблями или хотя бы с кем-то в соседних капсулах по рации. Увы, оказалось, что при нем больше нет ни рации, ни оружия.
Тем временем конвейер вывез его персональную капсулу в просторный зал и остановился.
Впереди, через три капсулы от себя, Растов различил массивный каменный трон, высокая спинка которого была украшена зелеными кристаллами, дававшими недобрый и густой, как оливковое масло, свет.
«Капитан корабля? – предположил Растов. – Или, бери выше, адмирал флота, решивший лично осмотреть пленных перед тем как отправить на свои табачные плантации?»
Конвейер постоял с минуту, после чего ближайшая к трону капсула была подхвачена спустившимся с потолка манипулятором и уползла куда-то вправо.
Лента приблизилась к трону еще на одну позицию и снова остановилась.
Минута промедления – и капсулу подхватил все тот же манипулятор.
Однако на этот раз она ушла вначале вниз, а затем влево.
«Сортируют, суки», – сообразил майор.
Теперь настал черед девушки, в которой Растов наконец с девяностопроцентной вероятностью узнал Малат: черная нечесаная грива из-под красной банданы с вышивкой, комбинезон, патронташ.
Расстояние до «адмирала» сократилось.
Теперь майор мог чоруга разглядеть. То был всем ракам рак: большеголовый, рослый, превосходивший своими размерами не только всех лично виденных Растовым чоругов, но даже и все его представления о том, какими чоруги могут быть. В «адмирале» было метра четыре, не меньше!
Чоруг-гигант выделялся не только ростом, но и окрасом – его клешни имели глянцевитый белый цвет.
Что же до традиционной для чоругских звездолетчиков церемониальной юбки, то она была как будто сплетена из миллионов тонких проволочек разного окраса – от платинового до медно-зеленого. Вид этого одеяния наводил на мысли о владыках Древней Вавилонии.
С Малат «адмирал» решал вопрос дольше, чем с предыдущими пленниками, – Растову показалось, минуты три.
Конкордианская девушка поначалу ждала приговора в гнетущей безучастности. Но потом вдруг закричала, начала колотить кулаками в стекло. Затем в ход пошли и армейские ботинки.
Стальные набойки на их мысках – страшная вещь в рукопашной – высекали из капсулы яркие зеленые искры. Что, к слову, намекало: узилища сделаны не из того или иного прозрачного полимера, а, скорее всего, являются монокристаллами, в выращивании которых чоруги были большие мастера.
«Ай молодец девка! Наверняка насылает проклятия на весь рачий род до двенадцатого колена, как у клонских баб водится, – с отцовской нежностью подумал Растов. – И в самом деле: чтоб им всем лопнуть!»
