Молчал и Алексей.
— Ты меня ненавидишь? — спросил отец, вылив в стакан остатки пива.
— Нет.
— Презираешь?
— Тоже нет.
— Тогда что ты ко мне испытываешь? Скажи как есть.
— Я сам пытаюсь понять… И мне не нравится то, что приходит на ум.
— И что же приходит? — Отец присосался к пиву, но закашлялся и отставил стакан.
— Мне нет до тебя никакого дела. Это же ужасно. Ты отец мой. Самый близкий из оставшихся в живых родственников. А мне за тебя даже не стыдно…
— А за себя?
— Не понял?
Отец допил-таки пиво и грохнул стаканом об стол. Хорошо, не разбил.
— Не стыдно? За себя? — рявкнул он. — Когда мне нужна была поддержка, ты бросил меня! Отвернулся. Сбежал. И спрятался, как будто твой отец прокаженный.
— Ты искалечил мою подругу.
— Ей никто не мог помочь.
— Тогда зачем же ты взялся за операцию? А я отвечу. Был в пьяном кураже, когда море по колено. Если б ты не пообещал Пахомову излечить его дочь, он оставил бы все как есть. А скорее бы повез ее к столичным или заграничным докторам. Кто-то из них, возможно, смог бы что-то сделать. Пусть не тогда, а годы спустя, когда медицина шагнула далеко вперед. Кому-то помогают инъекции стволовых клеток в позвоночник. Понятно, что они не всегда могут поднять обезножевшего с кресла, но улучшают его состояние. Но ты искорежил, доломал, если хочешь, ее поврежденный в аварии позвоночник. И такое уже точно не исправить. По крайней мере в этом веке.
— Думаешь, я не страдаю из-за этого? Каждый божий день я думаю об одном и том — зачем я согласился на ту операцию? Да, возможно, виной тому пьяный кураж, но я думал о Саше. Я хотел помочь девочке. И думал, что смогу. У меня не вышло. И ее отец сделал все, чтобы превратить мою жизнь в ад. Думаешь, почему я еще жив? А потому, что Хома знал, что для меня хуже смерти жизнь в позоре и муках.
— Я сейчас не совсем понял…
— Глеб Симонович ни в грош не ставил человеческие жизни. По его указке убирали неугодных не один и не два раза. Уверен, тех людей, чьи трупы до сих пор находят в порту, заказал именно Хома. А сколько их еще попрятано в пещерах и скинуто на дно моря. Пусть его руки не в крови, но на совести десятки смертей. И когда с Сашей произошло несчастье, он вдруг понял, что дочка за его грехи поплатилась. И начал деньги раздавать да грешников обличать. Да только сам он прямо-таки сатана. И тот, кто убил его… Да простит меня боженька… — Отец перекрестился. — Совершил правильный поступок.
— Все это тебя не оправдывает, — тихо проговорил Леша.
— Я знаю.
— Прости, что не оправдал твоих ожиданий. Но ты моих тоже. Так что мы квиты.
Леша дошел до барной стойки, взял еще одну полуторную бутылку крепкого пива и поставил ее перед отцом.
— Надеюсь, это поможет притупить твою душевную боль. Прощай.
И ушел, ни разу не оглянувшись.
* * *
Они ехали в машине Эдика и грызли семечки. У каждого было по огромному подсолнуху — сорвали по дороге, проезжая поле с «оттенками солнечного дня», оба запели эту песню Королевой, увидев его.
— Вкус детства, — протянул Леша, раскусывая мягкую и сладкую семечку.
— Помнишь, говорили, что, если кожуру глотать, аппендицит воспалится?
— Да. Я специально ел, чтоб в больнице полежать. Рос на удивление здоровым, но иногда так хотелось поболеть. И чтоб обязательно операцию сделали, но под местным наркозом, чтобы я все понимал, а лучше — видел. Что еще ждать от сына хирурга?
— Я полежал с этим самым аппендицитом. Скажу тебе, ничего хорошего.
— Тебе сколько было?
— Из армии только пришел.
— Так ты уже большой был. А в десять, двенадцать операция — это приключение. Помню, с какой гордостью друзья мне свои шрамы демонстрировали.
— Зато я познакомился в больнице со своей будущей женой. И вот, кстати, смотри и завидуй… — Эдик приспустил штаны, чтобы показать свой шрам.
— Я и говорю: операция по удалению аппендикса это что-то!
Мужчины рассмеялись и снова взялись за семечки.
Через несколько минут водитель объявил:
— Приехали.
Земских выглянул в окно. Встречу им назначили в курортном поселке. В ресторане, расположенном на окраине. На вид ничем не примечательном.
Они вышли из машины, проследовали к входу. На открытой террасе кушали отдыхающие. Ели солянку и шашлык. Взрослые пили пиво и домашнее вино, дети компот. Столики были почти все заняты, но пара свободных имелась. Однако Эдика и Лешу повели внутрь ресторана. Но не в общий зал, а в отдельную кабинку. Она оказалась небольшой. Но уютной и колоритной. По стенам ковры, на них кубки и перекрещенные кинжалы. На широких диванах пестрые подушки. На столе скатерть с вышивкой и шикарная медная посуда.
Гостей усадили, дали каждому по чаше кваса. Ядреного, ледяного. Выпив, Эд аж крякнул от удовольствия.
— Я думал, господин Устинов нас уже ждет, — сказал Леша, попробовал квас, но отставил чашу. От напитка у него могла кислотность в желудке повыситься.
— Я тоже. И сидит, как император, на высоком троне.
— Предпочитаю удобные диваны, — послышалось откуда-то сбоку.
Не успел Земских удивиться тому, что в стене есть какое-то переговорное устройство, как край одного из ковров приподнялся и показался Устинов. Кабинка была с сюрпризом. Наверняка местный Наполеон тех, кому не особо доверял, сюда приглашал, винцом напаивал, потом выходил через дверь и тут же перемещался в сокрытую за ковром часть помещения, чтобы послушать, что о нем говорят. «А с другой стороны, — тут же возразил себе Леша, — к чему все эти игры в стиле ретро, если достаточно поставить жучок и микрокамеру?»
— Добрый день, господа, — поприветствовал гостей Устинов. — Извините, что заставил вас ждать.
Он уселся на диван, буквально утонув в подушках. Росту в Устинове было и вправду мало. Да и комплекцией он не поражал. Пожалуй, мужчина носил сорок второй размер одежды, как не самый крупный подросток. Леша скосил глаза, чтобы посмотреть, достает ли Устинов ногами до пола. Доставал! Но наверняка потому, что диваны специально для него низкие поставили, Земских свои длинные конечности не знал, куда пристроить.
— Спасибо, что согласились встретиться с нами, — сказал Леша, продолжая рассматривать Устинова.
Одет он был в серый костюм и белую рубашку. Земских не мог себя назвать специалистом по брендовым вещам, но даже он сразу понял, что одежда на Наполеоне крайне дорогая, сшитая на заказ. К ней подошла бы шляпа из соломки, но никак не берет. А Устинов носил именно его.
— Только из уважения к вашей фамилии, господин Земских, я согласился на встречу, — ответил на Лешину реплику он. — Ваш батюшка меня с того света не раз и не два вытаскивал. Я очень благодарен ему, поэтому не отказал вам. Ваше имя Алексей?
