– Сейчас бы уже были в Корнуолле, – вздыхает он.
– В самом деле? – отзываюсь я. Иногда лучше довольствоваться малым.
– Нам все равно надо будет вскоре заправиться, – бормочу я на выезде из Тура, с радостью поглядывая на индикатор топлива, показывающий половину бака, и с надеждой – на моего теряющего терпение партнера.
– Спи всю дорогу, так ты ему говорила, – ворчит он. – А я предлагал, пусть часа три поспит… но не тринадцать! – Я чувствую, как сгущаются тучи его гнева.
– Я подкормлю его немножко, пока ты будешь заправлять машину, хорошо? – притворно улыбаюсь я.
Ладно, слепое подчинение режиму дня иногда оказывается контрпродуктивно.
– Да, и не забудь, что тебе нужен sans plomb
[6]… – напоминаю я.
Мне не слышно, что он рычит в ответ, но предполагаю, что это слова признательности с высокой оценкой моих лингвистических навыков.
Становится тихо.
– Вот так, – успокаиваю я малыша, когда он поворачивает головку и смотрит на меня, отвлекаясь от своей персональной бензоколонки. – Так лучше? Ты сегодня голодный писающий мальчик, да… может, это как раз тот самый скачок роста, о котором пишут в пособиях.
Он моргает, надувает свои и без того круглые щечки. Кряхтит. Я кладу на плечо салфетку из муслина, поднимаю младенца и держу его вертикально, поглаживая спинку. Он отрыгивает – не сказать, чтобы тихо, вот так: уэр-р-р-р!
С ловкостью и точностью, которой мог бы гордиться любой хороший маляр, Разумник преуспевает в побелке муслина, своей матери, ремня безопасности и прилегающих поверхностей. Я сижу, ошеломленная и забрызганная, не зная, как выбраться с промокшего сиденья.
– Купить что-нибудь в магазине? – спрашивает Отец Мальчишки, заглядывая в окно. – Понятно, – произносит он, оценивая мое состояние. – Что ж…
– Возьми его, пожалуйста, – говорю я, передавая драгоценный сверток.
Вся в молоке и слизи, я выкарабкиваюсь из машины. Оглядываясь назад спустя годы, могу сказать, что сегодня я никогда не сделала бы того, что сделала тогда. Но не забывайте, в каком я была состоянии – хронически недосыпающая, утратившая связь с реальностью, да к тому же мокрая, поэтому все, что произошло, казалось мне вполне естественным.
Представьте себе картину: прямо на французской автозаправке средь бела дня я устроила стриптиз. Сняла футболку, с трудом вылезла из брюк и замерла возле колонки sans plomb — в трусах и не слишком сексуальном лифчике для кормящих.
Больше испугавшись удивления и возмущения со стороны многочисленных двойников Пуаро, чем своей полураздетой и ничего не соображающей жены, Отец Мальчишки нырнул в багажник и бросил мне какую-то одежду. Я натянула спортивный костюм и забралась обратно в машину. Мой импровизированный стриптиз продлился всего несколько мгновений, но, подозреваю, оказал куда более длительное воздействие на несчастных зрителей. Они рванули в разные стороны на своих «Ситроенах», увозя с собой свежий анекдот про эксцентричных англичан.
Ближе к Пуатье мы наконец признали свое поражение. Остановились переночевать в малопривлекательном мотеле у кольцевой дороги.
– В Уэльсе сейчас, наверное, засуха, – произнес окончательно выдохшийся Отец Мальчишки.
– Не иначе… – виновато пролепетала я и поспешила в номер.
Мы выдержали всего четыре аномально холодных дня на юге Франции и после предоплаченных трех ночевок в пути, совершенно разбитые, отправились в обратный путь домой.
Стало быть, автомобиль – не лучший способ путешествия с грудными детьми. А как насчет авиалайнера? Это наверняка быстрее, и вероятность сюрпризов гораздо меньше.
Проверим.
– Мы едем к папе, – лопочет Разумник.
– Замечательно, – отвечает дама за стойкой регистрации. – Сколько багажа?
– Папин колаблик плавает в моле, – снова пытается донести свою мысль мой старший сын.
– Неужели? – произносит андроид, не проявляя ни малейшего интереса. – Паспорта…
– Мы едем на Мальту… встлетить папулю! – радостно поясняет он.
Его меньший брат улыбается в восторженном согласии.
– Папа! Пап-па! – вопит Бином из коляски, лихорадочно выискивая глазами любимого папочку.
Но отец, к великому сожалению ребенка и всего персонала Северного терминала аэропорта Гатвик, этого не слышит, поскольку несет вахту на своем фрегате посреди Средиземного моря.
– Выход на посадку номер шестьдесят пять, посадка в двенадцать сорок пять, – заунывно произносит клон, ничуть не скрывая, что ей абсолютно на все плевать.
– Благодарю вас. – Я пытаюсь установить визуальный контакт. Вдруг удастся вызвать хоть какие-то эмоции? Облом. – О, – бросаю я напоследок, прежде чем оставить мрачную деву наедине с ее унынием. – У нас ведь приоритетная посадка, верно?
– Если вы доплатили при заказе билетов. Следующий!
Отвергнутая, я хватаю коляску, сумки и мальчишек и устремляюсь вперед.
Опасаясь, что путь от стойки регистрации до выхода на посадку может обернуться незапланированным путешествием по всем туннелям Северного терминала, я быстро увлекаю своего шустро топающего малыша и его привязанного к коляске братца в обход, мимо соблазнов кафе и кондитерских. Вниз, по бесчисленным коридорам и бесконечным эскалаторам. Мы прибываем к выходу шестьдесят пять, как предписано, слегка вспотевшие, но с получасовым запасом времени. Мой старший плюхается в кресло, а я изучаю табло вылетов.
– Что-то не вижу рейса на Мальту… – бормочу я. – Может, мы слишком рано пришли… наверное, вот-вот появится.
Я с облегчением разваливаюсь в кресле и пересаживаю Разумника на колени. Мы достаем книжку «Очень голодная гусеница» и начинаем подробно обсуждать бедняжкин рацион.
Проходит десять минут, и я снова смотрю на табло. Майорка, Амстердам, но по-прежнему никакой Мальты.
– Извините, – обращаюсь я к гораздо более приветливой сотруднице авиакомпании, – а что, рейс на Мальту задерживается?
Она проверяет в компьютере:
– Мальта… Мальта… нет, вылет вовремя, мэм. Двенадцать сорок пять, выход номер шестьдесят шесть.
– Шестьдесят шесть? Но… но мне сказали, шестьдесят пять.
Она качает головой:
– Нет, точно шестьдесят шесть.
– Так. – В мой голос закрадываются нотки паники. – И где же этот выход?
Любой, кому привелось испытать сомнительную радость первооткрывателя, уже знает, что нумерация выходов на посадку вовсе не предполагает, что номер шестьдесят шесть находится в непосредственной близости от номера шестьдесят пять. У меня есть сильное подозрение, что где-то там, в глубинах здания аэропорта, планировщик рейсов с садистским наслаждением наблюдает за перекошенными лицами таких незадачливых путешественников, как я, которые понимают – слишком поздно! – что на самом деле находятся у другого выхода и нужно время, чтобы добраться до своего.
