— Внимание! Всем агентам немедленно собраться в кабинете доктора Гобе, — приказал майор. — А для особо умных повторяю, собраться у Гобе немедленно… Пацук, последнее замечание в первую очередь к тебе относится.
— Товарищ майор, вы ж не москаль, вы ж татарин! — взбесился есаул от последнего дополнения к приказу. — Чего ж вы меня живьем сожрать хотите?
— А он, наверное, болтливых не любит, — вынес предположение Кедман. — Вот помню, у нас в группе такой случай был…
— Р-р-разговорчики! — загремели динамики голосом Раимова. — Агенты, выполнять приказ. Бегом марш!
— Точно не любит, — вздохнул негр и следом за Зибцихом помчался в кабинет Гобе. Шныгин и Пацук, мрачно переглянувшись, вышли из кубрика последними. Плечом к плечу.
Кабинет психолога, психиатра, психоаналитика, биолога, антрополога, лингвиста и профессора бог знает еще каких наук, в просторечии именуемого Инквизитором, располагался в общем комплексе, на дверях которого весела табличка «лаборатории». Пьер Гобе занимал там несколько комнат, но агентам позволено было побывать только в одной. Но и ее спецназовцам вполне хватило для осознания того, что от этого профессора надо держаться подальше.
То, что Раимов назвал «кабинетом Гобе», представляло собой просторную комнату, выкрашенную в нейтральные тона. Сами по себе оттенки пастельных цветов должны бы были успокаивать любого, кто входил в это помещение, и в других условиях они бы это и делали. Вот только в кабинете нейтральные тона существовали не сами по себе, а в соседстве с такими вещами, на которые нормальный человек и смотреть бы не стал. Например, электрический камин у правой стены, выдержанный в готическом стиле, украшала свежесрезанная голова Дракулы из фильма Копполы. Смотрела эта голова, естественно, на противоположную стену, часть которой занимала картина сумасшедшего сюрреалиста, видимо, изображавшая оргию взбесившейся акварели. Рядом с этим «шедевром», с левой стороны, красовалось чучело питекантропа, а справа, одна над другой, висели маска вуду, бубен чукотского шамана и стояла модель космического корабля «Восток-1», сделанная пионерами из Дворца юных техников имени Патриса Лумумбы.
Мебель в кабинете Гобе так же выглядела крайне впечатляюще. Кресло эпохи Людовика Четырнадцатого соседствовало с современной компьтеризированной кушеткой. Вполне приличный пластиковый стол окружали металлические стулья, явно сработанные старожилами какого-нибудь провинциального дурдома, а стеклянный книжный шкаф гордо высился рядом с ажурной резной этажеркой. Четверо агентов застыли, глядя на это буйство красок и стилей. Причем, в этот раз даже Зибциху не удалось сохранить хладнокровное выражение на лице. Он поежился и посмотрел по сторонам, явно пытаясь отыскать глазами дыбу, «испанские сапоги», пудовые щипчики для ногтей и прочие прелестные атрибуты каждого уважающего себя инквизитора.
— Не ищете, мой дорогой Ганс. Все это спрятано в соседней комнате, — раздался позади агентов голос Гобе, незаметно появившегося из потайной двери. Все четверо бойцов едва не подпрыгнули на месте от неожиданности.
— Ай-ай-ай! — вплеснул руками профессор, проходя за свой стол. — И эти люди называются лучшими, самыми стойкими представителями армии Земли? Как вам не стыдно вести себя столь неподобающим образом?.. Хотя, именно такие ваши поступки, как душевный трепет, отвращение, страх перед непознанным, невосприятие иного мировоззрения и прочая душевная шелуха вполне предсказуемы и прогнозируемы. Если взять того же Зигмунда Фрейда, или, к примеру, Юнга…
— Герр профессор, а можно брать не их, а кого-нибудь другого? — как-то жалобно попросил Зибцих.
— Вам больше по душе Торквемада, мой дорогой друг? — поинтересовался Гобе и так идиотски заржал, что стал похож на ту самую маску вуду, которая строила глазки голове Дракулы. — Ладно, не пугайтесь. Это я шучу. Хотя, последние лингвистические исследования вкупе с экспериментами по длине звуковых волн говорят о том, что шутка вызывает у человека смех не только потому, что полностью соответствует представлениям данного человека о фольклоре и является продуктом культуры, но и потому, что имеет ярко выраженную тембральную окраску, которая полностью зависит от длины звуковой волны и…
Тут профессор позволил себе замолчать. Не от того, что устал или потерял нить своей речи. Просто с каждым его новым словом бойцы тупели прямо на глазах. Зибцих впал буквально в кому и казалось, еще минута, он вытянет руки вперед и уверенной походкой зомби направится душить француза. Кедман принялся нервно шарить по карманам в поисках какого-нибудь оружия, а у Шныгина глаза налились кровью и если сейчас он и был похож на медведя, то исключительно на шатуна. И лишь один Пацук, что-то бормоча себе под нос, начал потихонечку перемещаться к тяжелому дубовому буфету, на котором стояла крайне подозрительного вида шкатулка. Именно это и отвлекло Гобе от словесного недержания и заставило прервать затянувшуюся речь.
— Уважаемый Микола, будьте любезны сказать мне, что такое вы делаете? — хитрым тоном поинтересовался профессор.
— А? Чего? Кто? Я? — Пацук сделал вид, что не понял вопроса, а затем невинно опустил очи долу. — Да я пою просто.
— Ну да. Пою. А что мне еще делать? — пожал плечами есаул. — Воно ж как у профессоров бывает? Начнут болтать о всяких биномах Ньютона, а студенту хоть со скуки помирай. Вы же неизвестно с кем разговариваете, занятий не ведете…
— Вот! Вот именно этого я и добивался, — радостно провозгласил Гобе, подняв вверх указательный палец правой руки.
— Сэр! Разрешите вопрос, сэр! — рявкнул Кедман. Зибцих окончательно вышел из транса, а профессор кивнул. — Чего именно вы добивались? Того, чтобы мы поняли, что вы занятия не ведете, или чтобы мы вас убили?
Гобе снова заржал, на этот раз скривившись так, как маске вуду и не снилось. Смеялся он долго и качественно: согнувшись пополам, держась за живот и сотрясаясь всем телом. Правда, в перерывах между приступами смеха Гобе все-таки смог приказать бойцам садиться, трижды попить воды и согнать Шныгина, никак не желавшего опускать пятую точку на чудной и неудобный металлический стул, со своего кресла. Наконец, когда агенты уже стали дружно собираться плюнуть на психиатра и уйти из его сумасшедшего кабинета, Гобе смеяться перестал.
— Странно, я думал, что смогу смоделировать заразительный смех. Видимо, где-то просчитался, — задумчиво проговорил он и опустился в кресло Людовика Четырнадцатого. То есть, не в личное кресло короля, а в то, какие делали в его эпоху.
— Жаль, конечно, что вы сами ничего не поняли, но другого я от спецназовцев и не ожидал, — продолжил свою речь Гобе. — Объясню на пальцах. Скажите, как по-вашему, почему во время операции по захвату беглеца даже страдающему похмельным синдромом пришельцу удалось установить определенный контроль над вашим разумом?.. Да потому, что вы концентрировались на инопланетянине и ожидали того, что тот попробует заставить вас делать какие-то неприятные вещи, — профессор усмехнулся. — Минуту назад я старался сделать примерно то же самое. То есть, говоря по-простому, хотел вас заболтать до полусмерти. Вы все ждали этого и, слушая меня, начали погружаться в различные степени транса. И лишь Микола нашел спасение от этого…
