Поздно вечером тяжелый вражеский снаряд повредил орудие. Самохина контузило. Из ушей и носа пошла кровь. Заряжающий, увидев окровавленный полушубок Самохина, крикнул водителю:
– Командир ранен, выходи из боя!
– Не ранен я, – сказал Константин. – Подай снаряд!
– Нет снарядов, и пушка не действует.
– Нет снарядов – давай гранаты! – приказал Самохин, вытирая кровь рукавом. – Держим курс на врага!
Он не вышел из боя, пока не израсходовал все, чем можно было еще нанести урон врагу. Поврежденную «тридцатьчетверку» экипаж благополучно доставил в батальон.
Отважно сражались и другие экипажи. Их участвовало в атаке на Козлово немного, и каждый проявлял отвагу и упорство.
Удивил всех подвиг водителя Павла Сафонова. Накануне его танк не раз штурмовал скирмановские позиции, получил тридцать два попадания в машину. Двое из экипажа были тяжело ранены. Почти всю ночь Павел провозился у машины, латая то, что можно исправить в боевых условиях. А днем экипаж пополнился новыми членами – командиром танка Тимофеевым и заряжающим Карницким. Сафонов совсем мало спал ночью, очень устал, но когда командир поинтересовался его самочувствием, ответил по привычке:
– Порядок в танковых войсках».
Глава 12. Довести до ума
Московская область, Скирманово. 13 ноября 1941 года
Принято думать, что Сталин безвылазно сидел в Кремле, курил трубку и следил за изменениями линии фронта по карте.
Это не совсем так – вождь регулярно выезжал на передовую, если позволяли дела. Возможно, это было связано с недоверием Иосифа Виссарионовича – ему много врали о положении на фронтах, бодренько рапортовали о грандиозных успехах, страшась наказания за собственную глупость и бездействие.
Еще в июле, когда шло Смоленское сражение, Сталин появился на «передке» впервые. В октябре Верховный главнокомандующий выезжал под Малоярославец, а в ноябре – на Можайско-Звенигородскую линию обороны.
13 ноября вождь отправился в расположение 16-й армии, державшей оборону на волоколамском направлении. Сталин хотел увидеть в действии работу знаменитых «катюш» – в районе Скирманово как раз сосредотачивался дивизион капитана Кирсанова…
* * *
…Ровно в 16.00 двенадцать «катюш» отослали реактивные «гостинцы» под Скирманово, уничтожив семнадцать танков, десятки орудий и минометов, сотни немецких солдат и офицеров.
Зрелище было грандиозное – в небо взвивались размазанные от скорости огни, и дикий, режущий уши вой опадал на заснеженную землю. А там, где эрэсы
[13] падали, набухали клубы огня и гари, все пылало и разрывалось на части. И не было спасенья, куда ни кинься – огонь, огонь, огонь!
Обезумевшие фрицы убегали на все четыре стороны, в том числе и навстречу красноармейцам.
Репнин возвращался весьма впечатленный. Он и в своем времени насмотрелся на «реактивные системы залпового огня» и видел, во что превращается земля после залпа «Смерчей».
Но тут иное – «катюши» были первыми, и построили их те самые люди, что окружали его ныне, вместе с кем он воевал.
Таких предков стоило уважать! Респект, как говорится.
Весь взвод возвращался «до дому, до хаты» – три танка басовито ревели, одолевая снежную целину.
Геша высунулся в люк – и свежий воздух, и ноги в тепле.
Приглядевшись, он заметил вдалеке пару застрявших автомобилей, причем легковых.
Может, немцы? А что? Неплохо было бы захватить какого-нибудь толстопузого генерала с портфелем, полным карт и сверхсекретных документов!
Но это вряд ли. Немцы вот-вот начнут артобстрел, потом должны подтянуться бомбардировщики. Да и какие могут быть генералы вермахта в четырех километрах от Волоколамского шоссе?
– Иваныч! Легковушки видишь?
– Ага! В смысле – так точно.
– Двигай к ним. Поглядим, что это за туристы.
– За… кто?
– Да это я так. Вперед!
Танк подвернул и направился прямо к автомобилям. Бедный затормозил метрах в пяти от «эмки». Наши, что ли?
Несколько офицеров навели на Репнина стволы «маузеров» и «ТТ».
Геша похолодел.
Нет, он не слишком испугался вооруженных людей. Просто до него дошло, что в снегу завязла не обычная «М-1», а так называемая «эмка-догонялка», на которой стоял 8-цилиндровый двигун в 76 «лошадей». А второй авто… Ну, разумеется, «Паккард».
Геннадий спокойно покинул башню и спрыгнул в снег, разрытый колесами и сапогами. Не обращая внимания на телохранов, он подошел к человеку в тулупе и ушанке и четко отдал честь.
– Здравия желаю, товарищ Верховный главнокомандующий. Помощь требуется?
– Требуется, – усмехнулся Сталин.
– Иваныч! Федотов! Ко мне! Цепляете на буксир «эмку». Николай! На тебе «Паккард».
Мехвод и радист, бледные от сознания того, какое высокое доверие им оказано, бегом бросились исполнять приказ. Взрыкивая, сдал назад «Т-34» Капотова, осторожно приближаясь к «Паккарду», нагребшему перед собой высокий сугроб.
– Ви нэ прэдставились, – сказал вождь.
– Гвардии старший лейтенант Лавриненко!
– Вольно, товарищ Лавриненко. Ви брали Скирманово?
– Да, товарищ Сталин. Мой взвод шел в первом эшелоне, чтобы вызвать огонь на себя и определить огневые точки фрицев.
– Фрицев? А-а… Понятно.
Иосиф Виссарионович приблизился к танку и похлопал рукой по броне.
– Хороший танк, товарищ Лавриненко?
– Очень хороший, товарищ Сталин. А если его довести до ума, то станет просто отличным, лучшим в мире.
Видимо, Иосиф Виссарионович ожидал от танкиста обычных речевок в стиле «спасибо партии родной!», поэтому очень удивился его словам. И заинтересовался:
– А что ви имели в виду, говоря: «довести до ума»?
– На «тридцатьчетверке» прорва недоделок, которые мешают вести бой. Вот я, командир танка, стало быть, наводчик орудия. Как я это делаю? Правая рука лежит на маховике вертикального наведения, левая – на маховике ручного привода поворота башни. Для перехода на электропривод мне надо протянуть левую руку и нашарить ею маховичок контроллера, расположенный на механизме поворота сверху. Именно нашарить, ведь лицо прижато к налобнику прицела. Да! И надо же еще не забыть переключиться с ручного привода на электромеханический, нажав маленькую кнопку рядом с маховиком. И кто будет всем этим заниматься в бою, когда не то что каждая секунда дорога, а каждое мгновенье! Прицелы наши, увы, проигрывают немецким, а ведь это очень важная штука – кто первым увидит противника, тот скорее всего и победит. А на «тридцатьчетверке» мы, как слепые мыши, ничего не видим!
