Словно догоняя огненный вал, танки 1-й гвардейской занимали Тимонино, Захарьино, Калеево, Афанасово, взламывая ламский рубеж.
Катукову стало легче дышать – в бригаду влились новые танки, стрелковые части и артиллерийские подразделения. И генерал-майор не распылял «бронеединицы», сосредотачивая их на двух главных направлениях.
Командовали танковыми отрядами капитаны Бурда и Гусев.
Газета «Правда» опубликовала тогда передовицу «Стальная гвардия».
«Советские танкисты, – говорилось в передовой, – громят немецких оккупантов, уничтожают танки и танкистов врага, ломают его оборону и гонят на запад. Товарищи танкисты Красной Армии, равняйтесь на гвардейцев!»
А гвардейцы продолжали наступать в направлении Гжатска, до которого от Волоколамска было каких-то семьдесят километров.
16 января танки 1-й гвардейской ворвались на станцию Шаховская, полностью ликвидировав Ламский оборонительный рубеж.
23 января они с боями вошли в Кармановский район Смоленской области, а затем и в Гжатский, где и воевали с февраля по март.
В конце марта бригада была выведена на доукомплектование в резерв Ставки Верховного главнокомандования, в Сокольники.
В Ставке сложилось верное мнение: если в РККА не появится крупных танковых соединений, то никакими бригадами нельзя будет окружать группировки противника и развивать наступление на большую глубину – силенок не хватит.
Именно поэтому в апреле начали формировать 1-й танковый корпус, костяком которого и стала 1-я гвардейская. Комкором был назначен генерал-майор Катуков.
…Гвардии капитан Репнин неторопливо шагал по аллеям Сокольнического парка. Напряжение медленно отпускало его. Вторую неделю подряд успокаивались мысли. Утомление покинуло молодой организм чуть ли не на третий день – отоспался, отъелся, и все в порядке.
Природа просыпалась, в теплом воздухе веяло весной, и радость возникала сама по себе. Враг отброшен от столицы на сотни километров, чего еще? Один только Репнин знал, чего именно стоило ожидать, какие испытания грядут.
Харьков… Сталинград… Курск…
А блокадный Ленинград? Там-то каково? Сейчас, наверно, газоны морковкой засевают. Долбят промерзшую землю, чтобы схоронить умерших за зиму. Война – дело долгое…
И все равно было тепло, и пели птицы. И уже полмесяца подряд не было боев. Геша только головой покачал.
Вот где напряг был! Полгода непрерывных сражений.
До смертельной усталости, до тупого изнеможения.
Иваныч, бедный, так урабатывался, что приходилось его вытаскивать через люк – сам не мог, руки отнимались.
Репнин остановился возле Зеленого театра. Тихо и пусто.
Ничего, летом он откроется. И Симфоническую веранду откроют, и стадион «Ширяево поле», и Веранду танцев, и Детский городок. Позитив нужен даже в войну.
Нет, не так. Именно в войну позитив и нужен, даже больше, чем в мирное время.
Добредя до лодочной станции, Геша присел на лавочку и стал глядеть на воду. Бездумно. Тупо уставившись перед собой.
Всю зиму он пытался понять, насколько его вмешательство меняет ход войны. Нет, Репнин не причислял себя к историческим личностям.
Ну, повезло ему. Спасся от смерти неминучей, за один удар сердца покинув одну войну и угодив на другую. И что?
Памятник себе за это воздвигать? Нерукотворный?
Вполне возможно, что все его «хотелки» о переломе в войне так бы и остались «хотелками», не столкнись он в чистом поле с вождем. Быть может, тут не просто везение, а что-нибудь вроде промысла божьего, только на атеистический манер.
Нет, а как иначе? Потеряй он память, тогда ладно – воюй, пока не сдохнешь. Или до победного конца.
Но он все хорошо помнит. По истории не спец, но «проходил», как говорится. И как же тут не вмешаться, как не влезть в здешнюю – и теперешнюю – кровавую кашу?
Ему даже в голову не приходило советовать Жукову или Шапошникову, чего им стоит избегать, а на какие участки фронта не помешало бы и подкрепления перебросить. Тут даже не в том дело, что ему не поверят и станут допрашивать, откуда инфа, а в том, что даже Сталину не всегда удавалось переубедить упертых маршалов.
И те не всегда признавались в стиле: «Пардон, обосрался!»
Негодные это методы – силового давления да ценных указаний.
Слова полководцев не проймут.
Менять ситуацию лучше всего исподволь, не прямо на нее воздействуя, а косвенно. Так что начал он верно – с танков.
Новая бронетехника сама по себе способна изменить положение на фронте.
Бои на Смоленщине это показали более чем убедительно.
22 февраля, сражаясь у деревни Аржаники, ни один русский танк не был подбит. И Костя Самохин не погиб, как в той, уже зыбкой и сновидной реальности.
Танки стали мощнее, сильнее, быстрее. «Т-34Т» еще мало в войсках, не более трех сотен, и «КВ-1М» примерно столько же, зато подбивают их редко, и моторесурс у них куда больше.
Танковые заводы в Сормово, в Челябинске и в Новом Тагиле набирают обороты, скоро так раскрутятся, что эшелонами будут слать новую технику.
Вон, Катуков обещал, что бригаду их полностью оснастят танками «Т-34Т», причем с 85-миллиметровыми орудиями. А для «КВ» уже кумекают над 122-миллиметровой пушкой. Дело с 1200-сильным дизелем для тяжелого танка пока туго идет, но все равно ведь движется. Может, к осени и надумают чего.
И тогда никакие «Тигры» с «Пантерами» будут нашим не страшны – уделаем драных бронированных кошек.
От легких танков и вовсе отказались, толку от них, горят разве что неплохо. Вместо них запустили выпуск самоходок – «СУ-76», «СУ-85», «СУ-122», «СУ-152»…
Скрестили легкий «Т-70» и грузовик «ЗИС-5», вышел полугусеничный бронетранспортер «Б-3». Куда лучше «Ганомага» получился…
Репнин снова вернулся в прошедшее, к 22 февраля.
…Когда 1-я гвардейская оказалась на смоленской земле, первой деревней, которую танкисты отбили у немцев, были Петушки, селение на восемьдесят дворов.
Фашисты сопротивлялись яростно, деревня трижды переходила из рук в руки, пока две сводные группы танков не перебили немчуру.
Батальоны Бурды и Самохина стояли рядом с деревнями Ветрово и Аржаники. 22 февраля Катуков вызвал к себе Самохина и Репнина и поздравил их с присвоением звания капитана.
Ночью батальон Кости вышел на исходный рубеж для штурма деревни Аржаники. Группа Репнина подходила с другой стороны селения. Утро еще не наступило, а в Аржаниках уже не воняло арийским духом.
Самохин молодец, тоже из асов. Ему засчитали тридцать подбитых танков, но наверняка же больше. Геша довел счет до восьмидесяти семи, но в реале им подбито за сотню «бронеединиц».
