Поздравляю вас с праздником 24-й годовщины Октября. Мы его справляем у костра, выпили по сто согревающих граммов и беседуем, а на рассвете – в бой…
6.11.41 г.»
Глава 6. Танковый ас
Дебальцево, Южный фронт. 28 сентября 1941 года
[5]
Командир танковой роты, сонно моргая от недосыпу, тыкал сучковатым пальцем в карту, расстеленную прямо на броне танка, и бубнил:
– Вчера наша 9-я армия и Таганрогский боевой участок в составе трех дивизий нанесли контрудар и потеснили передовые части противника, где на десять, где на все пятнадцать километров…
Зенков, командир «КВ», крякнул довольно.
– Зря крякаете, товарищ Зенков, – пробурчал комроты. – Подходят главные силы 1-й немецкой танковой армии Клейста, и Ставка приказала нам отступить на рубеж Красный Лиман – Дебальцево. Ох, чуть не забыл… Лейтенант Лавриненко!
Поводив глазами, он глянул на Гешу:
– Вижу… Вы ж с 15-й танковой дивизии?
Репнин механически кивнул, не слишком вникая в суть.
– Вашему взводу, товарищ Лавриненко, приказано грузиться и отправляться под Москву, а то вы задержались тут не по делу… Из личного состава 15-й и 20-й танковых дивизий формируется 4-я танковая бригада. Командовать ею будет полковник Катуков. Собирайтесь, документы получите у начштаба.
– Есть!
Геша не знал, где тут штаб, но ноги сами повели его. Остановившись возле землянки, на сруб которой был приделан большой осколок зеркала (видать, тут было место для бритья), Репнин поглядел на свое отражение.
Да, на него смотрел Дмитрий Федорович Лавриненко, танковый ас. За два с лишним месяца боев Дмитрий Федорович поучаствовал в двадцати восьми схватках, уничтожив пятьдесят два немецких танка!
Его не призывали на фронт, Дмитрий Федорович сам пошел в армию, добровольцем, еще в 34-м. Почему? Видать, было что-то изначально заложено в его характере, что-то боевое, воинское.
Ведь начинал Лавриненко как учитель в школе, и у него это очень хорошо получалось. Почему же он променял сугубо мирную профессию на другую – Родину защищать? Может, как раз в этих двух словах и кроется ответ?
В 38-м Дмитрий Федорович окончил Ульяновское бронетанковое училище. Науки постигал легко – учитель все-таки! Вот там-то, в Ульяновске, и проявилась истинная натура Лавриненко – из всех видов оружия он стрелял на «отлично». Его звали «Снайперский глаз».
В 39-м Дмитрий Федорович участвовал в освободительном походе на Западную Украину, в 40-м – на Бессарабию. В Станиславе познакомился с хорошей девочкой Ниной, на которой и женился летом 41-го.
Командир взвода танков «БТ-7» Лавриненко отступал с боями вместе с остальной 15-й танковой дивизией, пока та не растаяла вовсе в Уманском котле.
«БТ-7» очень маневренные, но с хлипкой броней. Другое дело – «Т-34». Когда лейтенанта Лавриненко назначили командиром танкового взвода «тридцатьчетверок», Дмитрий Федорович сказал: «Ну, теперь я с Гитлером рассчитаюсь!»
Репнин криво усмехнулся. Дмитрий Федорович!
Ныне это ты и есть, Геннадий Эдуардович!
Забудь про капитанские погоны, про «Т-72Б». 41-й год на дворе.
Война идет!
Опять-таки, Лавриненко сейчас сколько? Он в 1914-м родился… Господи, ему двадцать семь всего! Он на пятнадцать лет тебя младше, то бишь моложе, товарищ Репнин! И волосы густые…
Геша насупился. Кто он? Лавриненко? А нету больше Дмитрия Федоровича! И Гешки тоже нету! Есть человек с телом Лавриненко, а личность у него твоя! Душа, так сказать. Переселилась. Через время.
Хоть садись и роман про «попаданцев» пиши.
Тема модная и понятная – ужас как хочется переиграть старые сражения, вернуть отнятое либералами и т. д., и т. п.
Но Геннадий никогда не читал подобные опусы. Смысл?
Историю-то не изменить, что было – было. Это учебники можно переписать, низведя освободителей в «оккупанты», а немецких холуев возвышая до героев.
Так он тогда рассуждал. А теперь что?
Не один месяц минует, пока то, что случилось с ним, станет не то что привычным, но хоть как-то сольется с фоном повседневности. Человек привыкает ко всему, даже к самому небывалому.
Перебрось общагу на звездолет – через месяцок в его отсеках все так же будут сушить белье и метаться между буком и плитой, где в сковородке варится суп (а что делать, если кастрюли нет?)…
Геша закрыл глаза и потряс головой. Невероятно! Хотя и вполне очевидно…
Отвернувшись от зеркала, он побрел к штабу, подумав, что личность Лавриненко, может, и отсутствует, но вот память его задержалась. О самом Дмитрии он знал – интересовался, как любой нормальный летчик интересуется подвигами Кожедуба или Покрышкина.
Но откуда тогда ему известен экипаж? А дорога к штабу? Кстати, вот и штаб.
Получив документы, продовольственные аттестаты на весь взвод и прочие «бумажки», Геннадий выбрался наружу.
Начштаба, человек старой закалки, пожилой совсем, называл его Митей. Нина звала Димой…
Он научится откликаться на чужое имя, привыкнет быть не собой, но внутри, «про себя», так и останется Гешей…
Репнин усмехнулся. Он еще и грустит, сволочь мелкая! Вот что за человек…
Да ты молиться должен, поклоны бить той неведомой силе, что перенесла тебя из горящего тела в молодое и здоровое!
Может, это и не чудо вовсе, а, скажем, эксперимент пришельцев из космоса. Или людей из далекого будущего.
Да хрен его знает, может, это и вовсе прихоть Мирового Разума или сбой в законе кармы!
Какая разница?
Главное – ты жив, молод и здоров! И уж точно не позволишь себе погибнуть этой зимой
[6]. Нет уж!
Коли жизнь дается дважды, то пусть тянется долго-предолго, пока не надоест…
Вздохнув, Репнин потопал в расположение взвода – надо было успеть добраться до железнодорожной станции, погрузить танки, разместить людей. Мороки будет…
Геша фыркнул, улыбнулся – и не выдержал, рассмеялся.
Все же хорошо, чего он? Переживать надо не о себе, а о тех, кому не удалось вырваться из подбитого «Т-72». Может даже и так быть, что его душу, рассудок, сознание, личность не просто перенесло. А если состоялся обмен? Его – сюда, а Лавриненко – туда? В огонь?
