Вопросов не последовало.
Однако ночевать на земле Оля решила не потому, что мужчинам хотелось курить (по утверждению Валерки Стихаря у него без курева опухли уши, однако наружный осмотр, который в связи с этим немедленно произвела Нэла, заявление ростовчанина не подтвердил).
– Ночью ветер может перемениться, – сказала капитан Ефремова. – С большой долей вероятности. И тогда всё равно придётся садиться, но уже в полной темноте. Что чревато. Это раз. И два – ночью не видно, куда мы летим. Вдруг препятствие? Гора? На карте гор не видно, знаю, но… Лучше не рисковать.
Все охотно согласились, что рисковать и впрямь не стоит.
К этому времени казавшийся бесконечным лес два часа как сошёл на нет, и под ними до горизонта расстилалась чуть холмистая равнина, там и сям покрытая небольшими рощицами.
– Вон, речка впереди, – заметила Оля. – Поперёк курса. Снижаемся так, чтобы сесть на противоположном берегу. Руди, трави воздух! Карл, прикрути горелку!
Майер и Хейниц безупречно выполнили команды, и шар плавно, но целеустремлённо пошёл на снижение.
Посадка не обошлась без приключений. Воздушный шар плавно на землю опустить – это не команду бортовому компьютеру отдать. Тут согласованность в пользовании системой «клапан-горелка» нужна. И опыт. А откуда ему взяться?
– Клапан на треть! – командовала Оля, глядя вниз через борт гондолы.
Руди Майер тянул за трос так, чтобы открыть клапан примерно на треть. Горячий воздух выходил из шара, и тот ускорял снижение. Земля приближалась.
– Стоп клапан! – кричала Оля. – Горелка три секунды!
Карл Хейниц врубал горелку. С характерным шипением горящий метан вырывался из сопла и гнал горячий воздух внутрь оболочки.
– Ещё три!
Ш-шшш-шш-шш…
– Стоп горелка! Клапан наполовину!
Руди потянул за верёвку. Шар устремился вниз.
– Стоп клапан!
Руди отпустил верёвку.
– Стоп клапан!!
– …твою мать! – по-русски выплюнул Майер. – Заело!!
Земля, до которой оставалось метров семьдесят, приближалась с угрожающей скоростью.
– Горелка десять секунд! Руди, дёргай, нах! Поставь его на место!!
Майер дёрнул, что было дури.
Трос, который перед стартом легко выдерживал двести килограммов веса, оборвался.
Клапан открылся полностью и застрял в этом положении. Горячий воздух хлынул из шара на воссоединение с родной атмосферой мощным потоком вверх.
И тут кончился газ в баллоне.
Горелка погасла. Шар понёсся вниз.
– Балласт!! – заорала Оля. – Два мешка!! Быстро!!!
Шнайдер и Вешняк с одной стороны гондолы и Свем и Валерка с другой одновременно подхватили и выкинули за борт по мешку с песком, каждый весом около сорока килограммов. И вовремя. Шар замедлил падение буквально в десяти метрах над землёй. Точнее, над водой, потому что поначалу казалось, что они вот-вот плюхнутся в воду… Затем опустился ниже, перелетел речку, ещё ниже…
– Держись!! – заорали одновременно Оля, Дитц и Велга.
Гондола с треском вломилась в прибрежные кусты.
Карл Хейниц переключил баллон.
Горелка, шипя, как рассерженная змея, выбросила в чрево шара порцию горящего метана.
Шар весело подпрыгнул вверх на три метра.
– Горелка стоп, Карл!!
Гондола ударилась о землю, приминая высокую, уже по-осеннему слегка пожухлую траву, проползла несколько метров и замерла в полуметре от гранитного валуна величиной с тушу бегемота, который невесть зачем и почему торчал здесь посреди поля.
– Уфф, – выдохнула Оля. – Кажется, пронесло. Поздравляю всех с первой мягкой посадкой. Экипажу – по чарке водки!
– Ура капитану Ефремовой! – закричал Валерка Стихарь и вытащил сигарету.
– Ур-ра!! – разнеслось далеко над полем и вечерней рекой.
Из ближайших кустов вспорхнула и суматошно понеслась на закат незнакомая птица.
– Ну вот, – сказала Оля, – птичку напугали… Но всё равно, спасибо.
К тому времени, когда солнце почти коснулось горизонта, заевший клапан был исправлен, бракованный трос заменён на новый, две палатки (каждая на пять человек) установлены, костёр разожжён, вода из речки принесена, хворост заготовлен. Поварские обязанности добровольно взял на себя Сергей Вешняк. Он уже колдовал над котлом, помешивал варево длинной ложкой, осторожно пробовал горячее, смешно вытянув губы.
Солнце зашло, и сразу похолодало. На быстро темнеющем небе, одна за другой, загорались яркие и не очень звёзды. Хельмут Дитц валялся на траве, забросив за голову левую руку, курил и смотрел в небо. Он думал о том, что, если бы не абсолютно незнакомые созвездия, вполне можно было бы решить, что они на Земле. Допустим, закончилась война, и через несколько мирных лет бывшие враги случайно встретились где-нибудь на нейтральной территории во время отпуска… Мысль показалась ему настолько нелепо-забавной, что Дитц рассмеялся.
– Чему смеёшься? – рядом на траву плюхнулся Велга.
Дитц рассказал.
– Да уж, – хмыкнул лейтенант. – Наше истинное местонахождение, общее состояние и целеполагание кажутся гораздо менее фантастичными, чем то, что ты себе вообразил. По-моему, это называется парадокс.
– Иногда я думаю, что всё, что с нами происходит – сон, – промолвил Дитц. – Очень яркий, реалистичный, но – сон. Сейчас меня разбудит посыльный из штаба, я встану, оденусь и пойду получать очередной приказ.
– И я даже знаю, каков будет этот приказ, – сказал Велга. – Силами разведвзвода, пользуясь ночной темнотой, скрытно подойти опушкой леса к деревне на холме. В случае, если она будет занята противником, провести разведку боем и вернуться. А если деревня окажется пустой, занять её, оборудовать на церковной колокольне пункт корректировки артиллерийского огня и держаться до прихода подкреплений.
– Кошмар, – сказал Хельмут. – Думаешь, сон закольцован и всё начнётся по новой?
– Думаю, если мы и спим, то уже не проснёмся. А значит, нет никакой разницы между сном и явью. И беспокоиться по данному поводу – только печень себе расстраивать.
– Почему печень? – не понял Дитц.
– Потому что водка хорошо помогает при пустом беспокойстве, – объяснил Велга.
– Ты прав, – подумав, изрёк Дитц. – Но иногда кажется, что хочется нормальной жизни.
– Кажется, что хочется, или хочется?
– Кажется. Или хочется. Не знаю.
– Работа, дом, жена, дети?
– Ну! Кино по субботам и церковь по воскресеньям. Пиво с друзьями по пятницам.
– И шнапс.
– В меру.
