Дверь сторожевой башни распахнулась, и на стену вышел старый знакомый Млайна – княжий дружинник Ельня. Один из немногих рашей, кто относился к киркхуркхам с искренним дружелюбием (большинство были равнодушны, остальные держались с опаской), и Млайн был ему за это благодарен.
– Ты здесь, – сказал он, подходя. – Так и знал.
– Ага, – подтвердил Млайн, чуть пододвинулся и похлопал семипалой рукой по скамье. – Садись, погрейся на солнышке, пока тепло. Зима скоро, говорят. Суровые зимы у вас, Ельня?
– Зимы-то суровые, – сказал Ельня и сел. – Да князь суровей.
– Та-ак, – произнёс Млайн, открыл все глаза (три из пяти он до этого держал закрытыми) и сел ровнее. – Что-то случилось?
– Пока не знаю. Может, и нет. А может, и да. От многого зависит.
Млайн посмотрел на дружинника. Он не слишком хорошо разбирался в чуждой мимике, но даже ему было видно, что Ельня озабочен.
– Слушай, Ельня, – сказал он. – Мы с тобой солдаты, так?
– Ну.
– Ну и не веди себя, как баба на сносях. Говори, давай. В чём дело?
Дружинник помолчал, пожевал губами. Зачем-то поднялся, встал на скамью, посмотрел через забороло
[2] вниз, опять сел.
– Ты своим вчера увольнительную давал? – поинтересовался.
– Давал.
– Они в посад пошли?
– Нет, – съязвил Млайн. – В храм! Молиться! Решили, понимаешь, сменить веру. Прониклись, наконец-то, вашей.
– Зря смеёшься, – хмыкнул дружинник. – Может, ещё и придётся.
– З…ал! – коротко рявкнул Млайн по-рашски.
– То ли ещё будет, – пообещал Ельня.
И рассказал следующую историю.
Оказывается, трое киркхуркхов, находясь вчера в увольнительной, зашли в местный кабак «Бочка и кружка», пользующийся одновременно славой полутайного публичного дома. Полутайного, потому что к женщинам, оказывающим услуги сексуального характера за деньги, раши относились крайне неодобрительно. Однако закона, напрямую запрещающего проституцию, не существовало, – свобода личности ценилась здесь довольно высоко, и женщина, несмотря на традиционно патриархальный строй, хоть и с определенными издержками, таковой личностью считалась.
Как бы то ни было, трое киркхуркхов, солдат, бывших имперских десантников, завалили в кабак определённого толка. И для начала крепко там надрались.
– Кабатчику же всё равно, кому наливать, лишь бы платили, – объяснил Ельня. – А они платили, и щедро.
– Что за намёки? – буркнул Млайн. – «Всё равно, кому», – передразнил он. – С каких это пор честному киркхуркху нельзя зайти в брашенский кабак? Я сам сиживал там неоднократно. И надирался. В том числе и с тобой.
– Верно, – согласился Ельня. – Но что мы делали потом?
– Возвращались сюда, что ж ещё? Иногда, если душа горела, добавляли. Иногда спать ложились… Постой! – он вдруг догадался и схватил Ельню за руку. – Они что, затеяли пьяную драку?!
– Если бы, – вздохнул Ельня. – Пьяная драка – дело, можно сказать, привычное. И даже где-то полезное. Если до смертоубийства не доводить, конечно.
– Только не говори мне, что они кого-то убили, – похолодел Млайн.
– Не убили. Оприходовали.
– ?
– Ну, поимели. Кабак-то с бл…ми. Которые за деньги. Я ж тебе уже полчаса намекаю.
– Погоди, – Млайн похолодел ещё больше, хотя это казалось уже невозможным, и вскочил на ноги. – Ты хочешь сказать, что они… переспали с вашей женщиной?
– Не знаю уж, спали они с ней или нет, но девку сначала напоили, а потом она им отдалась. Причём всем троим. Там ещё были бл…и, которые пили с ними, но согласилась только одна. Остальные, хоть и пьяные, не решились.
– Погоди… – Млайн снова сел в растерянности. – Ты откуда это всё знаешь?
Ельня поведал, что зашёл в кабак сегодня утром, чтобы позавтракать, и кабатчик ему, слово за слово, всё рассказал.
– Позавтракать? – переспросил Млайн.
– Ага, – не моргнув глазом ответил дружинник. – Яишню там делают – язык можно проглотить. Лучшую в городе.
Небесная Глубь… Млайн живо представил, что может случиться, когда об этом узнает весь Брашен – а он очень скоро узнает, можно не сомневаться, – и вздрогнул. Три жутких чудища, демона из чужого и страшного мира, ссильничали бедную рашенскую женщину. При этом даже особо и не скрываясь! В кабаке, в центре города. То, что кабак пользуется определённой репутацией, и пресловутая «бедная женщина» пошла на это добровольно и за хорошие деньги, вряд ли послужит смягчающим обстоятельством. Тут сам факт важен. Пришлые чудовища имеют наших женщин. Как хотят, когда хотят и сколько хотят. А мы терпим. Доколе, братцы?
– Я сразу отправился тебя искать, – сказал Ельня, словно прочтя мысли Млайна. – Но скоро все узнают, будь уверен.
– Сам-то что думаешь по этому поводу?
– Думаю, хмель у нас, в Брашене крепко забирает. Помню однажды… – он неожиданно коротко хихикнул и тут же посерьёзнел. – Думаю, уходить вам надо. Князь, ежели что, не защита. И никто. Одного дурака хватит, чтобы народец возбудить. Времена сейчас трудные, так и хочется на кого-то ответственность свалить. На князя – не выйдет, твёрд князь, недаром так и кличут. На Ржавую Смерть – бесполезно. Не на себя же, верно? А тут вы! Пять глаз, по семь пальцев на руках и ногах, а что вместо ушей – и слов не подобрать. Лапша какая-то. Извини.
– Ничего, – сказал Млайн.
– Ты сам спросил, что я думаю.
Он снова встал на скамью и, поднявшись на цыпочки, заглянул через забороло:
– О! Вот они, полюбуйся. Уже толпятся.
Млайн залез на скамью и тоже посмотрел вниз. Он был гораздо выше ростом Ельни и на цыпочки вставать не пришлось.
Внизу, под горой, на которой был расположен детинец, раскинулся посад. Отсюда со стены были хорошо видны крыши домов (в основном соломенные и гонтовые, но попадались и черепичные кровли), просматривалась вольная паутина улиц и переулков, а также центральная рыночная площадь. Не вся, лишь северо-восточная часть. Но именно там был расположен упомянутый кабак. «Бочка и кружка», м-мать его! И именно там сейчас собиралась возбуждённая толпа. Даже сюда, на верх горы и стены, долетали время от времени отдалённые крики.
«Вот всё само собой и встало на свои места, – подумал он. – Может, и к лучшему!»
– Где сейчас князь, знаешь?
– На охоту поехал. Засветло ещё.
– Жаль. Попрощаться хотел.
– Так решился? – спросил Ельня.
– Да. Спасибо тебе, что предупредил.
– Не за что. Вы многим жизнь спасли, дружина добро помнит. Но против народа… сам понимаешь. Даже, если в этот раз удастся вас отстоять, людишки злобу затаят, и потом будет ещё хуже. Оно, может, и в этот раз не просто так вышло. Могли подставить вас. Но это уже не важно.
