– Боюсь показаться тупым, но растолкуй. Куда надо подбросить снотворное – в чай, суп? И почувствует ли человек изменение во вкусе этого чая.
– Лучше, если в таблетках, растолочь в порошок. А потом сыпь куда хочешь. На вкус снотворное не определишь, если дозы не лошадиные.
– Кто может выписать снотворное?
– Любой врач из практикующих. В аптеке рецепт изымается.
– Понял, спасибо. Надеюсь, в акте вскрытия всё отражено?
– Обижаешь, Фролов!
– Ну это я так, к слову.
Андрей вернулся в райотдел. Поворот занятный. Сначала хозяевам подсыпали снотворное в чай или суп, сонных зарезали. Но если они спали, кто открыл дверь? Дубликат ключей был у приходящей прислуги. Но она на отравительницу, а тем более злодея, способного зарезать ножом, потом выколоть глаза, никак не похожа. Да и ведёт себя спокойно. Убийца всё равно нервничает, и это заметно. Если бы она соучастницей была, постаралась уничтожить следы – отпечатки пальцев с мебели, с других предметов стёрла. А отпечатков полно. Кстати, по отпечаткам надо к эксперту наведаться. Андрей снял трубку, набрал номер.
– Фролов беспокоит.
Эксперт хихикнул.
– Фролов меня не беспокоит, больше женщины пока. Ты где был? Я звонил дважды.
– Сам знаешь, сыщика ноги кормят.
– Зайди, есть кое-что.
– Буду.
Андрей к эксперту спустился на первый этаж.
– Присаживайтесь, Андрей. В числе прочих отпечатков, неинтересных для следствия – хозяев, прислуги, есть один. Один! Зато чёткий, удалось идентифицировать. Большого пальца правой руки. Принадлежит он некоему Петровскому Игнату Фомичу, погоняло Жареный.
– Опа!
– А дальше сам, ты же сыщик, опер!
До слов эксперта о некоем Жареном Андрей стал подозревать женщину-прислугу. А теперь на сцене появился ещё одни фигурант. И не простой – сиделец, уголовник. Иначе бы в картотеке его отпечатков пальцев не было. Андрей сразу в МУР поехал, в Управление. Тамошние оперы могут помнить этого Жареного, помогут вспомнить уголовные дела, поднять архив.
Рабочий день уже официально закончился, но большая часть окон здания освещена. Пошёл по знакомым. За время службы многих узнал. Муровцы созваниваться начали, нашли опера, знавшего Петровского.
– Иди к нему.
Опером оказался подполковник, Андрей сразу уяснил должность – важняк, как называли в милицейской среде оперативников по особо важным делам.
– Фролов, – представился Андрей.
– Мог бы и не называться, я тебя узнал. Не помнишь меня?
– Простите, не припоминаю.
– Федька Одноглазый. Ты ещё постовым был, по-моему. Мы тогда на переезд выезжали.
– Припоминаю.
Уже сколько лет прошло, тогда темно было, а приехала целая следственная бригада. А вот важняк его запомнил, видимо – память отменная.
– Да ты присаживайся. Анатолий Петрович по телефону сказал, ты Жареным интересуешься?
– На месте убийства отпечаток его пальца обнаружился.
– О как! Вышел, стало быть! А ведь ему червонец дали, душегубу.
– Амнистия, наверное.
– Личность известная в криминальных кругах. Мясник, руки по локоть в крови. Почти всегда потерпевших убивает. Ограбил – убил. В одной семье детей не пощадил.
– У меня два трупа в квартире, и у обоих глаза выкололи. Убиты ножом в сердце. Удары профессиональные, опыт чувствуется.
– Можешь поднять в архиве дела за сорок пятый год, он тогда срок маленький получил за недостаточностью улик. И за сорок девятый год. Судили в последний раз Бабушкинским судом. У нас разыскное дело, в судебном архиве уголовное. Тебя же больше фото интересует, подельники, связи?
– Именно.
– Тогда разыскное дело смотри. Я вёл, кое-что полезное для себя найдёшь.
В архиве Андрей застрял надолго. Сначала вместе с архивариусом разыскное дело искал. От пыли многолетней оба испачкались, в носу чесалось, чихали, как гриппозные. Но дело нашли. Андрей за столом уселся. Выносить из архива дела было нельзя. Поэтому пролистал здесь, на лист бумаги выписывал то, что его интересовало. В первую очередь фото изучил. Физиономия обычная, под теорию Ламброзо никак не подпадает. А потом выписывал подельников – клички, фамилии, адреса. Уже заканчивал, как застыл, перевернул лист. Вроде адрес знакомый. Где-то он недавно… стоп! Это же дом, где проживает приходящая прислуга, вернее – снимает комнату. Очень интересно! Случайность? Или подельник под кличкой Тихушник ранее там жил? Надо проверить, поговорить с участковым и в ЖЭКе. Задумался надолго. Из этого состояния его вывело деликатное покашливание архивариуса.
– Вы уже закончили, молодой человек? А то скоро общественный транспорт прекратит работу.
– Простите, задержал я вас.
– Ничего, я один живу, вдовец. Рад был, что смог помочь.
– Ещё как помогли!
Андрей сложил листки, сунул в карман. Домой добрался к полуночи, прикинул – на завтра работы полно. С утра, после планёрки, отправился в райотдел милиции, обслуживающий Большую Татарскую. Перехватил участкового уполномоченного в последний момент, предъявил удостоверение.
– У тебя в пятнадцатом доме на Большой Татарской проживает ли некий Остриков, погоняло Тихушник?
– Антип? Полгода назад освободился. Пока ни в чём предосудительном замечен не был, срок имел маленький, три года. На работу устроился кровельщиком.
– А кличка Жареный тебе о чём-нибудь говорит?
– В первый раз слышу.
– В этом же доме проживает Пегушина Мария Владимировна.
– Так Тихушник с ней в одной квартире. Квартира-то коммунальная, шесть ответственных квартиросъёмщиков. Комната, где она проживает, полярнику принадлежит. У него командировки по два года. Вот он комнату сдал. А что?
– Интерес имею.
– Деревенская тётка, на заработки приехала, документы в порядке. Я претензий не имею.
– Последний вопрос. Какая поликлиника обслуживает жилой дом?
– Рядом, на Бахрушина.
– Спасибо, помог.
Такого поворота событий Андрей не ожидал. Сразу двое фигурантов в одной квартире. Сообщники? Он отправился в поликлинику, сразу к регистратуре.
– Подскажите, кто из терапевтов обслуживает Большую Татарскую?
– Если чётную сторону, то Авдеева, а нечётную Онищенко.
– Мне к Онищенко.
– Записи уже нет, все талоны розданы.
– Номер кабинета подскажите.
– Двадцать второй, второй этаж.
Андрей поднялся, дождался, когда из кабинета выйдет пациент, вошёл, под негодующие возгласы ожидающих приёма пациентов:
