Вдруг Алене, как в тот первый раз, когда она приехала посмотреть на этот дом, показалось, что в этих зарослях кто-то шевелится.
На этот раз ей это не показалось.
Из бурьяна, с двух сторон от тропинки, поднялись двое мужчин.
Двое высоких мужчин лет сорока, чем-то удивительно похожих друг на друга, в старомодных длинных плащах. На одном плащ был бежевый, на другом – темно-зеленый.
– Посто-ой, Мансур! – проговорил тот, что в бежевом, с мягким прибалтийским акцентом. – Нужно поговорить!
– А вы еще кто такие? – Мансур остановился, переводя взгляд с одного на другого. – Я вас не знаю!
– Ты слышал, Йонас? – Бежевый взглянул на зеленого. – Он нас не знает!
– Слышал, Алдис! Он прав, он действительно нас не знает. Зато он знает наших друзей – Витаутаса и Юргиса.
– Он их не только знает, – подхватил Алдис, – из-за него наши друзья попали в ментовку. А он почему-то на свободе…
– Ну, мужики… – замялся Мансур, – всякое бывает… там случилась неприятность… вы же знаете, заморочки иногда со всеми случаются…
– Случаются, – кивнул Алдис, – но эта заморочка случилась на твоей территории. И наши друзья попали в ментовку. Ну, оттуда мы их вытащим. Но вместе с ними пропали наши деньги. И ты их не вернул. У нас в Литве так не принято.
– Вы не в Литве! – огрызнулся Мансур.
– Ты слышал, Йонас? – Алдис опять повернулся к напарнику. – Он говорит, что мы не в Литве.
– Это правда, – кивнул Йонас, – мы не в Литве. Значит, можно не стесняться!
Он распахнул полы своего плаща и вскинул обрез.
Мансур потянулся было за пистолетом – но опоздал: полыхнуло, раздался оглушительный грохот, и в груди Мансура появилась огромная рваная дыра.
Алена зажмурилась от дыма и грохота – а когда она открыла глаза, литовцев уже не было, а мертвый Мансур лежал поперек тропинки.
Тут, к самому шапочному разбору, над соседним забором появилась голова в красной бандане.
– Это что же здесь такое творится? – заголосила соседка. – Вот сейчас я участкового позову!
– Бежим! – вскрикнула Аля и припустила к калитке, перепрыгнув через мертвого Мансура.
– Зовите, Марфа Петровна! – крикнула соседке Алена и побежала за сестрой.
Пробегая мимо Мансура, она невольно взглянула на него…
И увидела на тропинке в шаге от трупа выпавший из мертвой руки перстень.
Она остановилась, наклонилась и подняла его.
Нельзя же оставлять в грязи такую святыню.
Аля остановилась первая.
– Что мы делаем? – спросила она. – Мы что, совсем сдурели?
– И правда, – Алена запыхалась, – но ведь она полицию вызовет, а что я скажу! Ты куда звонишь?
– Андрей? – Аля махнула рукой, отгоняя Алену. – Майора Коробицына мне. Срочно! Ах, на выезде? Ага, поселок Песочное, улица Лесная… тут и есть? Встречаем… – Ну вот, – она повернулась к Алене, – через минуту они тут будут. И давай расскажем ему все честно – и про тетку эту, и про наши общие неприятности. Он парень неглупый, разберется.
– Только про перстень ничего не скажу, это наша тайна.
– Само собой, – откликнулась Аля.
И прошипела, заметив, что в конце улицы показались машины:
– Да не сияй ты, как медный самовар! Ну не на свидание же он к тебе приехал, все-таки два покойника рядом!
Темно-синее ночное небо, усеянное крупными звездами, нависло над Средиземным морем. Двухмачтовый генуэзский корабль медленно шел на запад. На палубе вповалку спали воины-крестоносцы, возвращающиеся в Европу. Отдельно от них спали генуэзцы-корабельщики – кроме одного, который нес вахту на мостике возле руля. В единственной маленькой каюте на корме корабля спал, разметавшись на низкой кровати, предводитель крестоносцев, славный воин и выдающийся военачальник граф Балдуин Фландрский. Граф недавно был избран императором созданной крестоносцами Латинской империи и сейчас в преддверии коронации направлялся в свои северные владения, дабы решить вопросы престолонаследия и оставить надежных людей управлять Фландрией в свое отсутствие.
Перед дверью каюты сидел верный оруженосец графа Гильом.
Он оберегал сон своего господина, но сам клевал носом. Наступила самая темная, самая мрачная часть ночи – четвертая стража. Время, когда выходят на промысел воры и грабители, когда ведьмы и колдуны творят свои ритуалы, а духи смерти приходят за своими жертвами.
Гильом уронил голову на колени и задремал.
Он не услышал, как с негромким стуком к борту корабля приткнулась большая четырехвесельная лодка. Не услышал, как на борт забросили крюк на веревке, как по этой веревке на корабль один за другим вскарабкались четверо в черных плащах.
Вахтенный корабельщик, который напряженно вглядывался во тьму впереди, ожидая, когда появится маяк на высоком берегу Кипра, услышал за спиной какой-то подозрительный шорох и оглянулся.
Перед ним стоял высокий худой человек в черном плаще. Это был не крестоносец и не член экипажа.
Корабельщик открыл рот, собираясь поднять тревогу.
– Тсс, – прошипел незнакомец.
И в ту же секунду сильная рука зажала рот корабельщика, и острый клинок перерезал горло от уха до уха.
Убийца подал знак своим сообщникам, и они, стараясь не поднимать шум, прокрались на корму, к единственной каюте.
Гильом забеспокоился, сквозь сон почувствовав опасность. Один из ночных злодеев ударил его по голове короткой дубинкой, и оруженосец без чувств упал на палубу.
Ночные гости плеснули масла на замки и петли, чтобы они не скрипели, и отворили дверь каюты.
Здесь было темно, как в чреве кита.
Грабители пробрались внутрь, закрыли за собой дверь. Один из них высек огонь кремневым огнивом, зажег восковую свечу и поднял ее над головой.
При свете этой свечи они увидели разметавшегося на смятой постели графа.
Граф пошевелился, открыл глаза, увидел над собой смуглые лица незваных ночных гостей.
Он потянулся за мечом, хотел позвать оруженосца, но грабители всем скопом набросились на него, прижали руки графа к кровати, заткнули ему рот.
– Где он? – спросил один из грабителей на латыни. – Где перстень богини?
Граф зарычал, как раненый медведь, попытался стряхнуть грабителей, но они не давали ему пошевелиться, наваливаясь на него всем своим весом.
– Где перстень? – повторил грабитель.
– Он у него на груди, в ладанке под рубахой! – прошипел второй и запустил руку под шелковую рубаху графа.
