– Я полагал, вы догадаетесь, – вздохнул Августин Каэтанович. – Священнику проще дружить с тем, кто не ходит к нему на исповедь. Трудно воспринимать как друга того, о ком все знаешь.
– О! Я… ну…
Ничего умнее мне в голову не пришло.
– Скажите, что такое с вами случилось? – требовательно спросил мой собеседник. – Почему вы не можете рассказать об этом… ну хотя бы вашему отцу?
– Потому что я сама еще ничего не понимаю, – произнесла я. И собравшись с духом, поведала, как именно я выяснила, что Кристиан Рейтерн и человек, которого мы знали под этим именем в замке Четырех ветров – не одно и то же лицо.
Мы шли и шли, а я все говорила и говорила. Августин Каэтанович только изредка вставлял восклицания вроде: «А!», «Ну!», «Хм», «Однако» и задавал мелкие уточняющие вопросы. Вид у него становился все более и более озадаченный, он хмурился и нервно подергивал нижней челюстью.
Наконец мы добрались до парка и, выбрав уголок, где никого не было поблизости, сели на скамью.
– И я не сказала вам самое главное, – добавила я, волнуясь. – Я же видела настоящего Кристиана Рейтерна, когда он, очевидно, был еще жив. Это он схватил меня тогда в склепе, а я в ужасе убежала. Совершенно точно, это был он. Думаю, что доктор Фридрихсон привез его на машине, напичкав какими-нибудь лекарствами, и вместе с сообщниками спрятал несчастного в склепе… Может быть, он очнулся, стал непроизвольно водить руками, хотел позвать на помощь… а я ничего не поняла, ничего! Доктор Мюллер и следователь Чиннов были гораздо умнее меня… они сразу же сказали, что если собака воет, это живая собака, и если кто-то хватает вас, то он тоже не может быть мертв…
– Так, давайте-ка по порядку, – вмешался Августин Каэтанович. Он сидел, свесив руки между колен, и то смотрел на траву у своих ног, то переводил взгляд на мое лицо. – Графиня Рейтерн – а лично у меня нет сомнений, что она стоит за всем этим – привозит в замок чужого человека и выдает его за своего сына. Вопрос: как ей это удалось?
– Наверное, настоящий сын был тогда заперт в лечебнице доктора Фридрихсона, – предположила я. – А что касается подмены… Графиня с детьми много лет не была в замке. Предыдущий управляющий уволил большую часть слуг, в замке остались только те, которые пришли уже после отъезда графини.
– Нет, был еще старый дворецкий, – напомнил Августин Каэтанович. – О нем вы забыли.
– Да, верно, но потом управляющий умер от воспаления легких, а дворецкому устроили появление призрака, который якобы поманил его к себе. И он был так впечатлен этим, что действительно вскоре умер.
– То есть последние люди, которые знали настоящего графа – дворецкий и управляющий Блуменау – исчезли, – подытожил Августин Каэтанович, – а Рудольф Креслер, судя по всему, имел дело не с молодым графом, а с его матерью. Помните? Креслер узнал только графиню Рейтерн, когда она приехала со своими спутниками.
– Если бы Креслер знал графа в лицо, графиня не стала бы затевать подмену, – кивнула я. – Вы совершенно правы.
– Тут не только это, – задумчиво пробормотал Августин Каэтанович. – Старый доктор Данненберг, который лечил семью графа и знал его детей, умер. Отец нынешнего доктора, который, вероятно, знал Рейтернов, тоже умер. Пастор Тромберг в приходе около десяти лет, а я и того меньше. – Он нахмурился. – Помните, как тот, кого мы считали Кристианом, отказывался от всех приглашений? Он не покидал замка, а все почему? Вдруг бы нашелся кто-то, кто видел настоящего графа и понял, что это другой человек… И конечно, тому Кристиану, которого мы видели, на самом деле было не двадцать с небольшим, а ближе к тридцати. Он очень старался выдержать свою роль, но кое-что его выдавало… разные детали… Даже по речи можно было проследить, что жизненный опыт у него не как у двадцатилетнего. Ах, как же мы были слепы!
Я кашлянула.
– Когда мы разговаривали с вами в саду замка несколько лет назад, вы сказали, что вам что-то не нравится в графине Рейтерн и ее сыне, – напомнила я. – Могу я узнать, что именно вы имели в виду?
Августин Каэтанович поморщился.
– Мне следовало раньше догадаться, что дело нечисто, – ответил он с видимым неудовольствием. – Графиня и молодчик, которого она представляла как своего сына, смотрели друг на друга не как родственники. Есть, понимаете, взгляды и взгляды, и она… – он замялся, но все же закончил, – она смотрела на него как на своего любовника.
– Что ж, – проговорила я, стараясь, чтобы мой голос не дрогнул, – это объясняет, почему она была так раздражена, когда ей показалось, что Кристиан и я… что между нами есть симпатия. И пощечина, которую она ему дала, когда он сказал, что не сомневается в ее материнской любви… это был ответ на его дерзость.
– Что, была и пощечина? – Августин Каэтанович покрутил головой. – Поразительная женщина. И боюсь, что крайне опасная.
– Скажите, – не вытерпела я, – какую цель они преследовали? Ведь одной подменой дело вовсе не ограничилось…
– О да, тут налицо тщательно разработанный план, – мрачно ответил мой собеседник. – Нервный молодой человек приезжает в место, где, как все верят, есть нечто сверхъестественное. Очевидно, дальше нервы у него окончательно сдают, и он будто бы кончает с собой. – Он перевел взгляд на меня. – Та попытка самоубийства, свидетелем которой вы стали, была ненастоящей. Она, так сказать, была призвана настроить будущее следствие на нужный лад. Понятно теперь, почему этот господин так возмутился, когда вы огрели его суком по голове. До того все было понарошку, но вы-то восприняли происходящее слишком близко к сердцу.
– А что я должна была сделать?
– Ну, очевидно, вмешаться, умолять его не стреляться и прочее. Он бы поломался и согласился. – Августин Каэтанович вздохнул. – Полагаю, именно эту карту с будущим самоубийством они и начали претворять в жизнь. Но скажу вам правду: я замечал, что чем сложнее план, тем больше вероятность, что что-то пойдет не так. На сей раз вмешались привидения. Молодчик сообразил, что за происходящим стоит кто-то из слуг, возможно, выследил их, подслушал какие-то разговоры, и план на ходу перестроили, заменив самоубийство на убийство. Доктор Фридрихсон прислал телеграмму, которая была условным знаком, и привез настоящего Кристиана, которого спрятали в склепе. Затем тот Кристиан, которого знали мы, исчез, а спустя несколько недель в заводи всплыло обезображенное тело в его одежде… с кольцом и даже с вашим талисманом в кармане, чтобы уж ни у кого не возникло подозрений. Теодору ловко подбрасывают орудие убийства, и отныне он обречен: сколько бы он и его сообщники ни твердили, что они не трогали графа и даже не видели его в ту ночь, им никто не поверит. – Августин Каэтанович прервался и посмотрел на меня. – Что такое, панна Анастасия? У вас какой-то задумчивый вид… если вы в чем-то сомневаетесь, давайте сразу же это обсудим.
– Я не сомневаюсь, – смущенно призналась я, – просто мне непонятно… Почему доктор Фридрихсон привез живого Кристиана, а не тело?
– Потому что он доктор и наверняка находится в курсе последних открытий, – со смешком ответил Августин Каэтанович. – А судебная медицина сейчас творит чудеса. Мало ли, вдруг на вскрытии выяснится, что граф был уже мертв тогда, когда все видели его в замке, и весь тщательно разработанный план полетит… как это по-русски… псу под хвост.
