Я слушать не стал – так‑то совсем не ханжа, да и как можно быть ханжой в двадцать первом веке, веке толерантности в худшем ее смысле, веке вседозволенности и всеобщей глупости? Человек, который ежедневно, ежечасно видит рекламу прокладок, отучается чего‑либо стесняться, и его уже мало чем можно удивить. Просто неприятно. Не хочу этого слышать и об этом говорить. Как и большинство мужчин. Если только не все…
И я уснул. Легко, непринужденно, как это делают все коты, проводящие во сне двадцать часов в сутки. Ночь бегал, день бегал – когда‑то спать надо, в конце‑то концов?! Я вам не какой‑нибудь фанатик‑революционер, чтобы без сна и отдыха сутками напролет строить дорогу в светлое будущее!
Проснувшись, обнаружил, что Амалии еще нет. Ушла и пока что не вернулась. Где она сейчас бродит, я не знал – не выслушал ее обычные монологи и теперь об этом пожалел. Может, с ней что‑то случилось? А вдруг и правда колдун нанял уличную шпану? И лежит теперь моя Амалия где‑нибудь в переулке, и терзают ее тело стаи мерзких бродячих собак!
Удивился – почему мерзких‑то?! Почему это я вдруг стал испытывать к собакам неприязнь девяностого левела? Ясное дело, не потому, что прошлой ночью они едва не оторвали мне хвост и все остальные части тела, коими я дорожу безмерно! Каждой шерстинкой своей дорожу, между прочим!
Тело кота. Вот что значит попасть в тело кота! Инстинкт, это… инстинкт! Ненависть к собакам – это в генах, как и у собак ненависть к кошкам. Откуда она взялась? Да черт ее знает! Насолили они друг другу когда‑то очень давно, в незапамятные времена. «Я не злопамятный, просто у меня память хорошая!»
Философски решив повременить с выводами насчет судьбы Амалии (нечего пургу гнать на ровном месте!), я спрыгнул с кровати и с удовольствием обнаружил, что обо мне заботятся – на тарелочке кусок свежей рыбы, кусочек нежного мяса, рядом чашка с водой – все, как надо!
Нет, положительно в жизни кошек есть свои плюсы. Вот если бы еще не разрываться между кошачьей сущностью и человеческой… Но тут уже без вариантов – «умерла – так умерла!» Нужно принимать жизнь по факту.
Наевшись, сходил в душевую, автоматически, не думая, изобразил закапывание «следов преступления», снова задумался о том, сколько во мне от кота и что будет, если не контролировать мою кошачью сущность, забрался на кровать, полежал в приятной дреме, и… только когда где‑то далеко зазвенел колокол, всполошился – я же хотел сбегать к черной колдунье и поглядеть, как там поживает кубло киллеров! Послушать, какие строятся козни!
Посчитав удары колокола, фыркнул и в сердцах врезал лапой по двери: опоздал! Семь ударов колокола! Колдун должен был прийти к шести вечера! Хоть и поздно, но все‑таки пойду, посмотрю. Да и прогуляться не грех – все равно пока делать нечего.
Собираться мне совсем недолго, только колдовскую дорогу соорудить, так что через несколько секунд я уже летел над миром, наслаждаясь полетом и ощущением полной безопасности. Уж здесь‑то меня никто не сможет достать! Нырнул в подпространство – и оставил с носом всех злодеев! «Петр‑Победитель! Всех котов повелитель! Аве, Петр! Разумные коты приветствуют тебя!»
Хм‑м… а правда, как бы тут устроить что‑то вроде революции? Кошачьему миру совершенно необходим Властелин, уверен! Просвещенный монарх, знающий, как надо жить! Вот какая у них сейчас жизнь? Средневековая! А нужно двигать прогресс! Нужно стремиться в вышину, к звездам!
Додумать, зачем это котам нужно стремиться к звездам, я не успел. Прямо в воздухе рядом со мной вдруг образовалась дыра. Нет, не дырочка, из которой кто‑то подглядывает, и не пролом куда‑то там. Что‑то вроде угольно‑черной воронки, из которой высунулся сгусток темноты и ухватил меня за правую заднюю лапу.
Сказать, что я испугался, – это ничего не сказать! Представить себе антилопу, переходящую реку. Она спокойна, только что пожрала сочной травы прерий, и ей всего‑то надо – залить пожар в животе прекрасной мутной водичкой, взболтанной тысячами копыт собратьев и разбавленной свежей мочой. Антилопе хорошо, впереди отдых под тенистым деревом, секс с брутальным быком, в общем – все прелести жизни!
И тут из воды выпрыгивает мерзкая пупырчатая тварь и хватает за ногу! «И ухватит за бочок, и утащит во лесок! Под малиновый кусток!» Нет, не волчок – крокодил. Что еще хуже.
А что может быть хуже крокодила? Только та тварь, которая ухватила меня своим черным отростком, похожим одновременно и на слоновий хобот, и на щупальце гигантского кальмара. Кошмар! Ночной кошмар!
То‑то теперь я припомнил, как Бас предупреждала о том, чтобы я был осторожнее в Сером Мире. Мол, слишком уж смело в нем бегаю, не нажить бы неприятностей!
Тогда я пропустил ее слова мимо ушей – чушь про демонов, подстерегающих неосторожных ныряльщиков в Серый Мир, меня не очень впечатлила. Почему? Прагматик до мозга костей, плоть от плоти технологического мира, я не мог и не хотел принять самую что ни на есть простую истину: «Демоны существуют!» И вот теперь с запоздалым сожалением понял, какой же я был дурак, не расспросил поподробнее!
Тварь тянула меня к себе так, что я не мог ей сопротивляться, хотя прилагал для этого все возможные усилия. Демон был сильнее меня настолько, насколько взрослый человек сильнее шестилетнего ребенка – все, что я мог делать, это дрыгаться, как рыба, севшая на крючок рыбака, а еще – фырчать, орать и верещать, как делают все приличные и неприличные коты!
До тех пор, пока в голову не пришла гениальная мысль – а какого черта я все еще в Сером Мире?
Сказано – сделано. И лечу это я с высоты девятого этажа – свободный, аки горлица, вот только без крыльев. А раз без крыльев, значит, быть мне на мостовой с отбитыми внутренностями, а то и со сломанными конечностями. Если кто‑то и верит в чушь про девять кошачьих жизней, так это точно не я! Знаю – не спасут от падения ни мой пушистый хвост, которым я удерживаю равновесие, ни лапы, расставленные в стороны, как у белки‑летяги. Особенно неприятно, когда под тобой чей‑то забор, усаженный полуметровыми, заточенными, как копья, штырями. А снова в Серый Мир нельзя! Там тварь со щупальцами!
Однако если выбирать между тварью со щупальцами, от которых еще можно как‑то увернуться, и ржавым штырем, нацеленным в задницу, – я выбираю щупальца.
Щелк!
Снова все посерело, выцвело – кроме пакости из запредельного мира. Она на меня – я от нее!
Секунда – и я снова выскакиваю в реальный мир. Забор уже в стороне, а я падаю на мостовую – мягко, как все кошки, и так же, как все кошки, очертенело несусь куда глаза глядят, проносясь у ног запоздавших прохожих, не думая о собаках, которые, возможно, поджидают за углом, не думая вообще ни о чем, поглощенный одной‑единственной мыслью – валить из этой локации как можно быстрее, иначе…
А что иначе? Да черт его знает – «что»! Проверять нет никакого желания! Пусть другие проверяют, естествоиспытатели, мать их… А я побегу подальше, спрячусь под кусток, где не достанет серенький волчок, и тихо‑мирно подумаю, как дальше жить и что делать.
