Колдунья подошла к столу, стоявшему в углу огромной кухни, достала из него что‑то зеленое, похожее на пучок травяных стеблей, вытянула из него несколько толстых нитей, бросила их на Элену. Нити вдруг шевельнулись, поползли, как змеи, и я непроизвольно зашипел, выгнув спину и отшатнувшись назад.
– Дурачок! Не бойся! – засюсюкала колдунья. – Это всего лишь «связки»! Сейчас повяжут нашу красотку и успокоятся! Надо же нам уберечься от злой девки? О, этот народ холмов! Народец шустрый, народец опасный – и колдуют, и скачут как кузнечики! Знаю я эту расу, меня не обманешь их кукольными личиками! Убийцы еще те! Зверюги! Если бы она бросила в меня одной из тех железяк (колдунья кивнула на стол с грудой орудий убийств), я бы тут сейчас не стояла!
Лемма замолчала, задумалась, минуты две не двигалась, затем начала бормотать себе под нос:
– Странно… если ее послали меня убить, так зачем кинулась в рукопашную? Хотела взять живой? А если хотела – так почему начала бросаться огнешарами? Глупость какая‑то! Нелогично! Впрочем, скоро узнаем, откуда эта поганка взялась. Сейчас я сниму с нее парализующее заклинание, и все она нам расскажет. Я умею допрашивать, да! Выть будет, кататься по полу – но все расскажет! И ни одной капли драгоценной крови не потеряю, слышишь, маленькая гадина! Слышишь, ага, а сделать ничего не можешь! Хе‑хе‑хе…
Колдунья хихикнула и оглянулась на меня, будто беря в свидетели. Я прикрыл глаза – смотреть на все это действо было неприятно. Лемма, возбужденная как перед сексом, потирала руки – то ли предвкушая, как будет мучить незваную гостью, то ли ей просто было интересно. В любом случае глаза ее подозрительно блестели, как если бы она приняла хорошую дозу наркоты.
А может, и приняла? Пока ходила за связками? Ох и вляпались же мы! Теперь нужно как‑то выходить из положения. Ага, надо! Сказать легко, а вот сделать как?
Пассы, бормотание, запах цветов и почему‑то – рыбы. Элена вздрогнула, открыла глаза. Колдунья оживилась еще больше:
– Ага! Очнулась! Ну, начнем развлечение! Готова, моя маленькая кладовая артефактов?! Итак, как твое имя?
Элена презрительно скривила губы и плюнула в сторону мучительницы. Из пересохшего рта вылетела белая липкая нить и осталась на щеке, поблескивая в свете фонаря.
– Ой как некультурно! – Колдунья демонстративно‑укоризненно помотала головой. – Такая молодая и такая невоспитанная! Ты же в гостях, веди себя пристойно!
Лемма вдруг очень быстро наклонилась, схватила пленницу за сосок и выкрутила, дернув за него так, будто выдирала гвоздь из доски.
– А‑ай! А‑а‑а‑ай! – застонала Элена, дергаясь, как червяк, пытающийся спрятаться в утоптанную садовую дорожку. – Будь ты проклята, мерзкая черная колдунья!
– Вот как?! – подняла брови Лемма. – Ты знаешь. И кто же тебе сказал обо мне? Нет, мы с тобой займемся этим делом обстоятельно, без спешки. Будет очень больно, но ты терпи, не сразу выдавай мне нужную информацию, чтобы я могла насладиться твоими муками, маленькая поганка! Итак, приступим!
Колдунья шагнула к Элене, широко раскрывшей глаза, – то ли от страха, то ли от ожидания боли, но я не дал свершиться непотребству – бросился вперед, прыгнул на грудь Элены, судорожно втягивающей воздух, и, зашипев, выгнулся, всем своим видом показывая, что готов драться со всем светом, если кто‑то попытается обидеть эту малышку.
Само собой, мой демарш не остался незамеченным и привел хозяйку дома в изумление, а еще – она была очень, очень огорчена:
– Ты, на меня?! Шипишь на мамочку?! Ай‑яй, как не стыдно! Чего ты залез на эту шлюшку?! Как на родную, демон тебя задери! Слезай с нее, мамочка сейчас будет ее немножко карать! Чтобы не совала нос куда не надо! Чтобы не обижала мамочку!
– Мамочка?! Вот даже как! – вдруг подала голос Элена, с неудовольствием глядя то на меня, то на колдунью. – А может, ты вообще ее произведение? Может, ты и виноват в том, что произошло с Ами?!
– Нет! – промяукал я и тут же добавил: – Не уверен!
Ну а что я мог еще сказать в свете тех высказываний насчет моего неправильного поведения во время попытки изнасилования? Ведь правда – не вмешайся я тогда, может, все было бы совсем по‑другому? А значит, – косвенно я и виноват?
Ох и запутался же я в этих чертовых хитросплетениях морали и нравственности! Я думал – только на Земле такая путаница, а в Средние века все было просто и без всяких там «кружев» – бело‑черное, никаких тебе оттенков голубого, и вообще – радужного!
– Вот как? – посерьезнела Лемма, начиная кое‑что понимать. – Это что получается, вы друг друга знаете? Котик, это не твоя ли случайно хозяйка, а? Забрела на огонек, так сказать! М‑да… жаль, что я не могу тебя расспросить! Придется поспрашивать твою хозяюшку, сиськи ей покрутить как следует! Кстати – хорошие у тебя сиськи, мерзавка! Мечта извращенца, вот ты кто! Девочка с телом женщины – я встречала одну из ваших, давно… в борделе. Говорили – ее похитили торговцы и продали в публичный дом. Эта девочка пользовалась большим успехом у клиентов. Тоже красавица была! За большие деньги ее сдавали в аренду! Хотела с ней покувыркаться, но не решилась – покусает еще, злая, да я и не любительница насилия. Секс должен приносить взаимное удовлетворение, согласна со мной, маленькая шлюшка? Я вообще‑то ненавижу насильников – мерзкие мужланы, сующие свои поганые отростки туда, куда их не просят! У‑у‑у‑у… поубивала бы их всех!
– А тогда почему помогаешь насильникам? – вдруг ясным, чистым голосом спросила Элена. – Зачем ты это делаешь?
– Я?! Насильникам?! – неподдельно удивилась Лемма. – Да ты что, сумасшедшая, что ли? Чего несешь? Котик, ты слышал, чего она болтает? Девочка спятила!
– Мяв‑мяв! – просигналил я, и Элена подхватила:
– Да, точно – врет! Помогаешь подлецам! Совесть‑то не гложет?
– Меня давно ничего не гложет – глистов нет, клопов я вывела лет десять назад. А крысы обходят мой дом за сто шагов, – автоматически заметила Лемма, напряженно о чем‑то думая. Потом недоверчиво помотала головой, предложила:
– Вот что, девочка, давай‑ка ты мне расскажи, зачем сюда явилась, кто ты такая и чего тебе надо. Я просто чувствую, что от этой истории воняет тухлятиной. А я не люблю, когда воняет тухлятиной… хм‑м… м‑да! Интересно!
Глаза Леммы вдруг расширились, она закусила губу и замолчала, глядя на меня и на Элену, страдальчески скривившуюся от боли. (Сосок был красным и даже на вид больным. Посинеет, точно! Вот же злобная баба, а?!) Затем медленно, подбирая слова, спросила:
– Ну‑ка, какое отношение ты имеешь к некой девице, которая сейчас протухает в своей комнате, разлагаясь заживо? Быстренько и без утайки – в чем дело? И… какое отношение ко всему имеет этот кот?
– Сама его спроси! – фыркнула Элена, оттянув уголки рта в презрительной гримасе. – Он соображает не хуже нас с тобой! А ты убиваешь его хозяйку!
