Она погладила подругу по щеке.
– Ты ведь и братца моего тоже пытаешься заарканить. Только решила не церемониться, а действовать наверняка – мозги задурить, чтобы уж точно все вышло. И не любишь ты его, а просто хочешь остаток жизни в комфорте провести. И я тебя не осуждаю. Ты знаешь, я никого не сужу, мне не по чину. Но помни: из таких штук ничего хорошего никогда не выходит. Как не бывает любви из благодарности. Чушь это все: «Смогу полюбить, если он мне жизнь достойную обеспечит».
Ветка тяжело вздохнула и закрыла глаза:
– Ты неправильная какая-то, Маринка.
– Какая уж есть.
– Нет, правда. Я столько лет рядом с тобой, но все равно никак не могу понять, что ты за человек на самом деле.
– Так, может, тебе просто не надо это, а? – улыбнулась Коваль. – Меня вон Хохол и тот понять не может.
– Твой Хохол – грубое, примитивное животное, я сто раз об этом говорила. – Ветка попыталась сесть.
– Ты аккуратнее с корсетом-то. Ребра долго болят, я знаю…
– Удивительно, как это ты пропустила такой финт про Хохла, – ехидно улыбнулась ведьма. – Раньше бы в горло мне вцепилась за Женечку своего.
– А тебе не хватает травм, дорогая? Хочешь, чтобы я добавила? Меня твое мнение о Хохле интересует мало, как и любое другое мнение о нем. Я с ним, я его люблю – остальное никакого значения не имеет.
– Мне никогда такой не стать, – пробормотала Виола, отворачиваясь.
– Тебе и не нужно. И потом, уж кто-кто, а ты отлично знаешь, как тяжело мне быть мной, через что надо пройти и что пережить. Так что давай без этих банальностей, хорошо? Скажи лучше: Бес был?
Ветка вздрогнула:
– Да. Но ты откуда…
– Ой, я тебя умоляю. Тоже мне высшая математика. Конечно, он приезжал, ведь ты ему не чужая. Сказал небось, что больше приезжать не сможет, но Саню Бармалея будет присылать, да?
– Да, – Ветка прикусила губу. – Даже в такой ситуации он не может ради меня чем-то рискнуть.
– Отличное предложение рискнуть головой, дорогая, просто гениальное. Он же не идиот, понимает, что тот же Мишка его здесь может теплым взять.
– Но ты же приезжаешь. А тот же Бес, увидев тебя, сама понимаешь, что может устроить.
– Во-первых, он меня даже не узнает. А во-вторых, я не собираюсь здесь отсвечивать.
– Больше не приедешь?
– Посмотрим.
– Скажи, – Ветка вдруг запнулась и порозовела. – А Митя обо мне что-то?..
– А я, по-твоему, с какой радости здесь сижу?
– Да уж понятно, что не старые чувства проснулись, – снова обиделась ведьма. – Но он тебя что, попросил? Ты с ним видишься? Как?!
– Он считает, что я любовница Ворона, – подмигнула Марина. – И да, это по его просьбе я суету в больнице навожу. Так что можешь выдохнуть: удалось тебе братца моего окрутить, не растеряла ты навыки.
Ветка откинулась на подушку и мечтательно улыбнулась. Марина смотрела на нее с щемящим чувством жалости – ей никогда не было понятно, как можно вот так зависеть от мужчины. От любого мужчины. Ей, внутренне свободной и независимой, не дано было испытать подобное, и в душе она радовалась, потому что всегда считала подобную зависимость унизительной. Даже от Малыша она не зависела, хоть и любила его больше жизни.
– Да, я другая, – сказала вдруг Виола, не открывая глаз. – Но, может, это и хорошо, что таких, как ты, единицы, а?
– А то вам, курам, совсем мужиков бы не досталось, – фыркнула Марина. – И я тебя просила, кажется, никогда не лезть ко мне в голову.
– Ты слишком громко думаешь, – улыбнулась Ветка. – Прости.
Марина провела с ней все время до полдника и уехала только в пятом часу, когда Леон, скучавший в машине, позвонил и сказал, что Хохол оборвал телефон, который она забыла на сиденье.
В машине она скроила виноватую мину:
– Прости, заболталась.
Леон только плечами пожал:
– Да мне-то что, я хоть подремал спокойно. А вот Жека прямо извелся.
Число пропущенных звонков свидетельствовало, что Хохол не просто извелся – он в ярости и сейчас будет орать, а потому Марина решила не перезванивать, а принять, так сказать, огонь, глядя в глаза.
Леон довез ее до дома, проследил, чтобы в подъезде за ней никто не увязался, и уехал, а Марина, подойдя к двери, перевела дух и осторожно нажала кнопку звонка. Вид Хохла на пороге не оставлял сомнений – он зол так, что готов разорвать ее.
– Где ты была? Я чуть с ума не сошел!
– Интересно, что же тебе помешало? – Марина откровенно насмехалась, чем разозлила его еще сильнее.
– Ты совсем сдурела? Какого черта трубку не берешь? Я что должен думать?
– Я так понимаю, что как раз то, что подумал, да? – Улыбнувшись, она чуть толкнула его в грудь рукой и вошла в квартиру. – Ненавижу разборки на пороге.
– Разборки?! – взревел он. – Я тебе устрою разборки сейчас! Не будь я крашеный, был бы уже весь седой.
Коваль вздернула бровь:
– Что за истерика? Вот она я, живая и здоровая. И голодная, кстати.
– Врезать бы тебе, – жалобно сказал Женька и притянул Марину к себе. – Где была-то?
Она не ответила, поцеловала его в губы и закинула руки на шею.
– Соскучилась.
– Ты не юли – «соскучилась»! Где, говорю, была?
– В больнице у Ветки.
Глаза Хохла мгновенно превратились в две узкие щели.
– Та-ак. И какого ты там делала, позволь узнать?
– А вот не позволю! Я же не спрашиваю тебя, чем разговор с Боксером закончился.
– Так я расскажу, нет секретов.
– И не тяни, рассказывай, – велела она, высвобождаясь из его объятий. – Пойдем, я душ приму, а ты посидишь и расскажешь.
У Хохла, вполне очевидно, имелся другой план, но по тону жены он понял, что его выполнение лучше отложить, слишком уж Марина напряжена.
– Больше никогда не делай так. – Он уткнулся в ее волосы.
– Как? – Она попыталась обернуться.
– Не смей не отвечать на мои звонки – вот как. Мне в такие моменты кажется, что тебя уже нет.
Она словила его руку.
– Нас с тобой могут разлучить только смерть или суд.
– Ага. Или санитары, те самые, из заведения с мягкими стенами. Те, которых ты называешь жестким персоналом, – напомнил Хохол со вздохом. – Я серьезно, котенок. Ты никогда ни о ком не думаешь, а ведь я волнуюсь.
– Сам подумай, что со мной могло случиться в офисе у Мишки, когда рядом Леон? – Она задала вопрос уже из-под мощной струи, хлынувшей из душа.
