– Теперь домой?
– Нет, Женя. У меня еще есть дело.
Виола
Друга без изъяна не бывает; если будешь искать изъян – останешься без друга.
Японская пословица
Ветка дремала, полусидя в постели. Она уже знала, что Дмитрий проиграл выборы, и это известие ее огорчило. Ее самые любимые планы были связаны с мэрским креслом генерала, которое открыло бы перед ней совсем другие возможности. Однажды Виола уже была женой мэра… Но теперь ничего не поделаешь – город не захотел московского начальника, даже не принял его, фамилия не сработала. Виола еще не знала о статье и никак не могла понять, в чем причина такого крупного поражения. Меньше пяти процентов голосов! Дмитрий не приехал к ней ни в день выборов, ни в понедельник. Она, конечно, понимала, что у него просто нет времени в эти дни, но в душе все равно затаила обиду.
Когда дверь палаты приоткрылась, ее сердце гулко бухнуло и на секунду замерло в предвкушении. Но в палату вместо Дмитрия вошла женщина, и Виола поняла, что этого визита она ждала даже сильнее.
– Господи, Маринка, – выдохнула она громким шепотом. – Ты приехала!
– Ты не рада? – Коваль присела на край кровати.
– Что ты!.. Но почему ты хромаешь?
– На днях неловко оступилась, – неохотно созналась Марина. – Лечусь теперь у тибетского специалиста, он сказал, что все восстановится.
Внезапно Ветка широко открыла глаза и уставилась на Марину не мигая. Та поежилась:
– Я тебя просила…
– Погоди, – прошептала ведьма, беря ее за руку, – я не о том. Ты сама хочешь это узнать, просто не можешь вспомнить… Не мешай мне, я помогу.
Чувствуя, как напряглась Марина, Ветка всматривалась в ее глаза. Она почти теряла сознание: все-таки воля у Коваль была крепкая, это мешало и требовало всех сил, какие могла мобилизовать Виола. Внезапно Марина вскрикнула, вырвала руку и закрыла ладонями лицо:
– Хватит! Я все поняла.
Ветка выдохнула и почувствовала, как внутри зазвенело от заполнившей тело пустоты, как будто все органы улетучились, осталась только оболочка. Работа с Мариной всегда давалась ей тяжело, но сейчас ведьма чувствовала, что подруге необходима помощь, иначе незавершенное действие будет отравлять ей жизнь.
– Господи, какой же ужас, – проговорила Марина, не отрывая рук от лица. – Почему я сразу не поняла…
– Не хочешь – не говори, – еле слышно пробормотала Виола, чувствуя, как в висках запульсировала боль. – Но для тебя будет лучше, если ты произнесешь это вслух. Станет легче, и ты сможешь смотреть на него спокойно. И примешь его помощь как должное.
– Иван – сын Нисевича, – четко выговорила Коваль. – Я потому и боялась смотреть ему в глаза, они у него такие же, как были у Дениса. Он ведь и отчество мне назвал, хотя и сказал, что не любит, когда к нему так обращаются. А фамилия у него от отчима, Денис мне говорил, перед тем как… – Она запнулась, и Ветка помогла:
– Не мучайся, я знаю, что с ним случилось. Тебе полегчало?
– Ты знаешь, да, – с удивлением заметила Марина. – Это очень странно, но мне на самом деле стало легче. Как груз с плеч упал.
– Можешь ездить к нему спокойно, он ничего не знает и никогда не узнает. Но ногу он тебе вылечит, – Виола говорила, не открывая глаз. – Если совесть мучает, отдай деньгами. У клиники есть счет, переведи туда сколько захочешь. Он не узнает, что это сделала ты, но деньги ему пригодятся.
– Спасибо, Ветка, – искренне сказала Марина, беря ее за руку.
– Не за что, – криво усмехнулась ведьма. – Мне за всю жизнь не рассчитаться с тобой. Но ты молчишь? – Она вопросительно посмотрела на подругу.
– Да. Я молчу.
– Не нашли? – упавшим голосом спросила Виола.
– Мы и не искали, – спокойно отозвалась Коваль, и Ветка вскрикнула:
– Но почему? Почему ты не заставила Ворона найти его? Ведь он был у вас в руках!
– Ты позвонила слишком поздно, но дело не в этом. Сейчас мы ничего не смогли бы сделать. А вот когда ты встанешь на ноги…
– Ты что, не понимаешь?
Неизвестно, откуда вдруг взялись силы, но Ветка, чувствовавшая себя опустошенной еще пару минут назад, вдруг села, даже не заметив, что корсет впился в сломанные ребра и причиняет острую боль.
– Он же увезет Алешку!
– Поверь мне, дорогая, ему сейчас не до Алешки. Бармалей погиб, твой Бес остался один. Совсем один. Ему нужен новый план, если он не оставил надежду вернуться сюда. А на это требуется время. И мы это время тоже используем с толком. Ты встанешь на ноги, а потом посмотрим.
– Господи, какая же ты сволочь, Маринка. Ты непробиваемая, ты никого не любишь и не любила никогда! Ты жестокая, железная!
– Я Наковальня, ты забыла? – сухо, без тени улыбки спросила Марина.
– Я никогда этого не забуду! Об тебя разбивается все!
– А кое-что разбивает вдребезги меня. Но кому до этого есть дело, правда?
– Ты никогда не была по-настоящему несчастной!
– Это что, обвинение? Я спишу это на ушиб мозга, Вета, и сделаю вид, что не слышала. Хочешь совет? Не трать силы на злобу, мобилизуй их для выздоровления. Тогда сможешь быстрее найти сына.
Ветка вцепилась в волосы и зарыдала:
– Да у меня может просто не быть этого времени! Ты ведь знаешь его диагноз. Он может умереть в любой день, хоть сегодня, а меня не будет рядом! И как я смогу после этого жить?
Коваль закинула ногу на ногу, одернула чуть задравшуюся юбку.
– И ты винишь в этом меня? Может, тебе стоило подумать, прежде чем мчаться сюда со своим припадочным супругом? Стоило остаться рядом с сыном?
Ветка даже захлебнулась от этих слов. Злило, что Коваль была абсолютно права. Она могла отказаться и не ехать в Россию, а полететь с Алешей в клинику и жить там, снять квартиру на соседней улице. Но нет, она решила помочь мужу и попутно крепче привязать его к себе. А здесь внезапно сама изменила планы. И больница эта тоже только по ее вине. Теперь вот даже неясно, как скоро она сможет выйти. Тогда при чем здесь Марина? Она виновата только потому, что сказала правду в глаза?
– Прости меня, – пробормотала Ветка.
– Прощаю. Слышала о Дмитрии?
Ветка кивнула:
– Только я не поняла, что произошло. Почему так? Он ведь по всем опросам лидировал, а в итоге меньше пяти процентов…
– Он, Ветуля, не на то ставку сделал. И не рассчитал, что отец решит его остановить, но сделает это так, как может только он. Статью не видела в местной газете? – Ветка отрицательно качнула головой, и Коваль криво усмехнулась. – Папаня мой все-таки редким козлом оказался. Женька, конечно, его защищает, но у меня все внутри сгорело, когда я увидела заголовок и фамилию матери под статьей. Он думал, что народ содрогнется от ужаса: надо же, какой кошмар, родственник Наковальни! А вышло наоборот, всех стошнило от отвращения. Сестру продал, позарился на чужие деньги.
