– А надо ли ворошить старое дерьмо?
– Очень надо, Петр Вениаминович, – сказал я.
– Тогда приезжайте. Адрес запишите.
– Я знаю.
– Жду вас, – вздохнул Захаров.
* * *
Дверь мне открыл сутулый мужчина, с виду лет пятидесяти пяти.
– Петр Вениаминович? – спросил я.
– Он самый, – нахмурился Захаров. – Проходите на кухню. В комнате не прибрано.
Я снял туфли и надел кожаные тапочки, предложенные хозяином.
Пройдя на кухню, я сел на угловой диван у стола.
– Кофе пить будете? – спросил Захаров.
– Не откажусь.
Пока он заваривал турку, я его рассмотрел. Несмотря на худобу и сутулость, это был крепкий, жилистый мужчина. Черты его лица были правильны. Седые пряди густых волос аккуратно зачесаны наверх. Одет просто, но опрятно: голубые джинсы и мягкий пуловер в клетку были по фигуре и прекрасно смотрелись на нем. Он мог считаться красивым, если бы не плотно сжатые тонкие губы, которые свидетельствовали о непростом характере, и землистый цвет лица.
Налив крепкий кофе в чашку, он поставил ее передо мной, а сам уселся на табуретку с другой стороны стола, напротив.
– Слушаю вас.
– А вы?… – Я кивнул на чашку.
– Не обращайте внимания. Когда умерла жена, то стало пошаливать сердце. Она ушла год назад. Онкология. Сделали операцию, но оказалось, что поздно. Промучилась еще полгода… – Извините, – спохватился он. – Зачем я это вам рассказываю?
– Примите мои соболезнования, – произнес я с сочувствием. Было очевидно, что воспоминания причиняют ему страдания и боль. Горечь потери близкого человека до сих пор не отпустила, и мне было его искренне жаль. Но, несмотря на печальную прелюдию, с ним предстоял конкретный, серьезный разговор о реальных событиях, в которых Захаров играл не последнюю роль.
– Еще раз прошу извинить, – сказал он. – Воспоминания нахлынули, понимаете… Некстати, как всегда… Не буду больше об этом. – Голос его дрогнул.
– Петр Вениаминович, – начал я нелегкий диалог. – Вы вели дело по убийству Сливиной. Я представляю интересы стороны потерпевшей. Вот мои документы. – Я положил перед ним удостоверение адвоката и ордер. Он надел очки, взял оба документа в руки и внимательно осмотрел. После этого вернул.
– Что же вас интересует конкретно? – спросил он. – Дело прекращено. Официальная версия вам известна?
– Да. Я знакомился с делом.
– Тогда какие ко мне вопросы?
– Вы сами верите в несчастный случай?
– Как вам сказать… Факты – вещь неумолимая. Против них не попрешь. В основу всего легло заключение судебно-медицинского эксперта. Смерть наступила от остановки сердца, а повреждение головы посмертно. Когда это стало известно, то розыскная работа фактически остановилась. От товарищей из уголовного розыска я получал формальные отписки на мои отдельные поручения. Хотя работать было над чем. Когда дело попало ко мне, я сразу отметил, что изначально было упущено время и розыск велся совсем не в том направлении.
– Вы имеете в виду клуб? – спросил я.
– Именно так! – встрепенулся Захаров. – Начинать надо было с него в первую очередь. Перетрясти всех. Поминутно разложить день. Установить, кто и где находился. Проверить алиби каждого. Тогда без особых проблем можно было выстроить цепочку. Но спустя десять дней, когда дело попало ко мне, время было упущено. Я пытался восполнить пробелы, но мне это не удалось.
– Кто до вас занимался расследованием?
– Возглавлял группу заместитель начальника отдела полиции Алиев. Если вы с ним знакомы, то должны понимать…
– Выходит, кому-то не нужно было никакого дела, – сказал я.
– Не скрою, думал об этом, но утверждать не буду. Скорее всего обычное разгильдяйство.
– А у вас есть версия?
Захаров внимательно посмотрел на меня через стекла роговых очков.
– У меня есть. И не только версия. Я знаю, кто причастен к этому!
– И кто это? – Я насторожился.
– Оксана Волкова. Старший инструктор клуба.
– Откуда информация?
– От Дмитрия.
– От Дмитрия?! – Я удивленно посмотрел на бывшего следователя.
– Да, как ни странно, но именно от него. Через три месяца, когда дело было приостановлено, он сам явился ко мне, без вызова. Рассказал, что они провели внутреннее расследование и Волкова якобы созналась в убийстве Сливиной. Она пообещала Маркову явиться ко мне с явкой с повинной, но вместо этого уехала в Финляндию. Я спросил его, почему узнаю об этом лишь теперь. Он мне ответил, что каждый человек вправе самостоятельно решать свою судьбу. Потом заговорил о высоких материях, про человеческую душу. Вообще нес всякий бред. Получив такую информацию, я был обязан возобновить производство по делу и допросить свидетеля. О чем я сказал Дмитрию. Он в ответ мило улыбнулся и ответил, что не имеет морального права распоряжаться чьей-то судьбой и каждый человек сам себе судья. Когда я предупредил его об уголовной ответственности за сокрытие особо тяжкого преступления, он рассмеялся и заявил, что в этом случае он мне ничего не говорил.
– Зачем же он пришел?
– Кто знает, какие тараканы у него в голове бегают. Но думаю, что из неких принципов. Не хотел груз в душе носить. Исповедовался и очистился, когда Волкова оказалась в безопасности.
– А дальше?
– Я доложил руководству. Там развели руками и порекомендовали прекращать дело. Волкова была уже далеко, стала женой финна. Короче, поезд ушел. А следом и я.
– Да, – протянул я. – Ситуация непростая.
– Могу вам посоветовать один вариант. Не уверен, что он выгорит, но попытаться можно.
– Какой? – заинтересовался я.
– Сейчас прокурор новый. Молодой, энергичный и, главное, толковый парень. Если у вас есть подходы к нему, то можно добиться отмены моего постановления и возобновления производства по делу. Провести обыск в бывшей квартире Волковой. Ее дом находится в двадцати минутах ходьбы от лесопарка. Если предположить, что труп находился там не менее суток, то должна быть кровь, много крови. Конечно, можно провести влажную уборку, замыть пятна, но все равно хоть несколько капель затечет под паркет, линолеум, в щели. Только бы новые жильцы не сделали капитальный ремонт – тогда все бесполезно. Кроме того, вам нужно собрать еще какие-то доказательства. Опросите соседей, предъявите фотографии чемодана. Может, кто и узнает. Это будет очень важно.
– Почему этого не сделали вы?
Захаров пожал плечами:
– Не успел, устал, а потом уже и не хотел! Понимайте как хотите! – добавил он с вызовом, но тут же осекся и жалобно попросил: – Оставили бы вы меня в покое! Столько времени прошло…
