– Утро вечера мудренее, – согласился Иванов и стал собираться: – До скорого. Яковлева допрошу завтра.
– И вам не болеть, – проворчал ему вслед Иван, а когда следователь вышел, сказал: – Пригласи ее.
Я приоткрыл дверь и позвал Оксану. Она была растеряна и переводила вопрошающий взгляд с Луценко на меня и то же самое, но в обратном порядке. Потом присела на краешек стула и застыла в ожидании дальнейшего нашего действа. Признаюсь честно, сейчас ее было жаль. Куда-то подевались ее прежняя стать и гонор. Я видел перед собой уставшую от проблем и беззащитную молодую женщину, ожидавшую сочувствия или на худой конец, доброго слова, но, хорошо зная Луценко, я понимал тщетность ее надежд.
Иван Николаевич выдержал мхатовскую паузу и изрек:
– Поскольку вы, гражданка Волкова, пока являетесь важным свидетелем, – слово «пока» он выделил особо, – то ночь проведете на квартире, куда вас доставит наш сотрудник. Завтра в восемь часов вас привезут обратно для выполнения следственных действий. А сейчас позвоните мужу.
– Что ему говорить? – спросила Оксана.
– Попросите его встретить вас на железнодорожном вокзале. Первый «Аллегро» прибывает на Финляндский вокзал в 9.50. Сошлитесь на проблемы. Если будет допытываться, объясните. Что все только при личной встрече. Звоните.
Оксана достала из кармана плаща телефонную трубку и поглядела на меня. В ее глазах промелькнуло сомнение.
– Вы мне обещали…
Я поспешил ее успокоить. Потому что женская душа непредсказуема. Вот прямо сейчас возьмет и рванет ворот на груди и заявит: «Я передумала и никому звонить не буду! Меня сажайте!»
– Все остается в силе.
– Что ты обещал? – хмуро поинтересовался Иван, хотя прекрасно все знал.
– Что ее мужа не арестуем.
– Поспешил ты с обещаниями, – сокрушенно вздохнул Луценко. – Но делать нечего. Адвокат должен держать данное слово. Порядочный адвокат, – добавил он, возвышая меня в собственных глазах, потому что в кабинете посторонних не было. Волкова не в счет.
Оксана набрала номер и, дождавшись соединения, вдруг заговорила на финском языке. Из всех слов я понял только «Том». Луценко замахал руками и зашипел:
– На русском говори…
Я пнул Ивана под столом ногой и приложил палец к губам. Готовое сорваться ругательство застыло на его губах. Волкова подняла руку, показывая, что все в порядке. По интонации было понятно, что она пока добросовестно играет уготовленную ей роль. Несколько раз мужской голос прозвучал так громко, что мы слышали фрагменты непонятной речи. Тогда она переходила почти на шепот, видимо успокаивая разволновавшегося супруга. Это явно действовало, потому что голос стихал, но в следующий момент звучал с новой силой. Она отключила связь.
– И что ты ему сказала? – Луценко перешел на «ты».
– Как и договаривались, – ответила Волкова. – Завтра встречаемся на вокзале.
– Очень удивился?
– Конечно. Порывался немедленно приехать ко мне. Я его уговорила. Вроде остыл. – Оксана тяжело вздохнула: – Заварила я кашу.
– Все нормально, – сказал Иван. – На попятную идти поздно.
Она кивнула:
– Я все понимаю.
– Где он остановился?
– В «Прибалтийской».
– Добро, теперь отдыхать! – Луценко вызвал Илью и передал ему ключи от служебной квартиры. Когда они ушли, Иван позвонил в бюро судебной экспертизы Левченко. Через включенную громкую связь я мог слышать переговоры. Женин голос был как всегда спокойным.
– Подпихнул ты мне работенку, глядя на ночь, – сказал он и зевнул прямо в трубку.
– Женька, не тяни кота за яйца, – нервозно проговорил Иван. – Результаты есть? Что это?
– Могу сказать только предварительно, для развернутой экспертизы нужно время. Исчерпывающий ответ будет только завтра, когда появится наш главный специалист в этой области. Кстати, я послал тебе на адрес вопросы для следака, которые необходимо поставить эксперту в постановлении. Но могу сказать, что у вас появилось поле деятельности…
– Да говори же конкретно, черт! – крикнул в трубку Луценко.
– Слушай внимательно. Каждая из таблеток содержит лазергиновую кислоту.
– Проясни… – сказал Иван. – Что это такое?
– Стыдно начальнику криминальной полиции не знать, – сочувственно проговорил Евгений.
– Я что, химик?
– Так вот, объясняю для дилетантов и только по большой дружбе. Это вещество является составляющей синтетического наркотика галлюциногена. Изготовлено производственным методом, так что ищите лабораторию.
– Обрадовал ты меня, – сказал Иван. – Мне еще лаборатории не хватало.
– Могу тебе посоветовать обратиться в УБНОН, там специалисты. На этом деле собаку съели.
– Не верю я им, но за совет спасибо, я подумаю, – сказал Луценко, и я увидел, как его глаза заблестели, и я понял, что никогда он помощи не попросит, а будет работать по делу сам вместе со своими оперативниками. Его можно было понять. Накрыть химическую лабораторию – это звучит!
– Еще вопросы есть? – спросил напоследок Левченко. – Тогда пока. Жду завтра постановления следователя.
Луценко положил трубку и ненадолго задумался. Потом встряхнулся и заходил по кабинету.
Подошел к окну, открыл форточку, через несколько секунд закрыл. Его поведение выдавало сильное возбуждение. Таким я видел его не часто, можно по пальцам пересчитать случаи, выводившие белоруса из состояния душевного равновесия. Секундные вспышки гнева я в расчет не брал. Поэтому решил пока не докучать своими расспросами. Наконец Иван пришел в норму и занял свое место за рабочим столом.
– Ты все слышал? – спросил он меня.
– Что делать думаешь? – задал я встречный вопрос.
– Чует мое сердце, что повезет нам, – сказал он. – Теперь вопрос, как все красиво обставить.
«Теперь не упустит своего», – успел подумать я, но Луценко вновь заговорил.
– Завтра встретим финна, потолкуем, склоним к сотрудничеству и вперед! Куда он денется? – размышлял Иван, отвечая на свой же вопрос. – Никуда он, голубчик, не денется. Извиваться начнет, так я его сразу обломаю…
– А если консула попросит вызвать? – спросил я.
– Не попросит, – убежденно отозвался Луценко. – Зачем ему вся эта огласка? Мы же тоже молчать не станем. В крайнем случае, сумку предъявим и скажем, что у него при задержании изъяли. Документы заранее подготовим. Нет, все должно пройти гладко.
– Но это же фальсификат, – возразил я. – Давай обходиться без этого. В противном случае поддержки с моей стороны не будет. – Я хорошо помнил свое обещание Оксане и не собирался отступать ни на шаг.
– А я и не говорю, что блефовать станем, это крайняя мера. А ты, если что, вломишь?
