Неужели она настолько прозрачна или это Вито Сезар слишком проницателен для прославленного гонщика, плейбоя и богача? Возможно, и то и другое. Она больше не может назвать Вито бездумным прожигателем жизни, она узнала его с другой стороны — как человека простого, ответственного и внимательного. И как можно винить его за то, что он не хочет связывать себя обязательствами, когда сама она не так давно зареклась делать это?
Разравнивая землю граблями и время от времени украдкой поглядывая на литые, перекатывающиеся мускулы Вито, Кристин решила, что, если он припрет ее к стенке, она выложит карты на стол. Она всегда ценила честность в других людях, так что будет справедливо поговорить с ним начистоту. Приостановившись, она заметила, что он тоже прекратил работу, наблюдает за ней и ждет.
— Ты прав. — Поставив грабли перед собой, она ухватилась за черенок для поддержки. И для храбрости. — Я действительно немного встревожена. Не могу с этим ничего поделать, но могу сказать тебе почему.
Если только не струсит и не удерет к своему пикапу. Вздохнув, она напомнила себе о своих благих намерениях.
— Тебе когда-нибудь случалось так влюбляться, что это переворачивало всю твою жизнь или разбивало сердце?
— Честно? — Он шагнул вперед, положив секатор на землю. — Я никогда никого не подпускал к себе настолько близко.
Да уж, большое утешение рассказывать свою историю мужчине, который никогда не испытывал сердечных мук. Трудно ему было просто утвердительно кивнуть? Но, с другой стороны, она ведь ценит честность, не так ли? Надо постараться не забывать об этом.
— Ну а мне довелось вкусить «прелестей» такого кошмара, когда я случайно оказалась помолвленной с парнем, у которого кроме меня было еще семь невест.
Он моргнул раз. Еще раз.
— Случайно? А как долго ты его знала?
— Вообще-то, встречались мы с ним только один раз, но до этого почти год переписывались через Интернет.
— Идиотизм какой-то.
— Гм. Это уж точно. Но я в конце концов простила себя. — Хотя это было нелегко. Так опозориться, к тому же публично, было настоящим ударом по самолюбию.
— Черт, я не имел в виду тебя — Он протянул руку и погладил ее по волосам. — Я про того парня, у которого, должно быть, не все дома. Ни один нормальный мужик в здравом уме не станет пытаться охмурить сразу восьмерых женщин. Половина парней, которых я знаю, не могут осчастливить даже одну.
Она наслаждалась его прикосновением, думая, что Вито уже удалось осчастливить одну женщину: ее.
— Самым ужасным в этой истории было то, что она стала достоянием гласности и еще долгое время преследовала меня. — Тогда она находила утешение в возне с растениями, которые с благодарностью отзывались на ее заботу и не судили. Мне почти удалось избавиться от боли, но весь этот фарс с помолвкой лишил меня иллюзий.
И настроил против любви, семейного счастья и непостоянных мужчин. Вроде обаятельных автогонщиков с мировым именем. Ей нужен мужчина, который ценит домашний очаг и незатейливые семейные радости, вроде цветов во дворе. И который чувствует привязанность к одному месту.
Господи, Вито Сезару неведомо чувство привязанности даже к одной стране.
— Это, конечно, неприятно и обидно, ничего не скажешь. — Его ладонь соскользнула с ее волос, и он прислонился к пальме возле старых качелей. — Но несправедливо сбрасывать со счетов весь мужской пол из-за одного отморозка.
— А я всех и не сбрасываю. Только тех, кому от двадцати до шестидесяти. Остальные наверняка просто душки. — Она отодвинулась от него. Последнее, что ей нужно, — это жалость Вито. Или, что еще хуже, он сочтет ее полной дурой. Снова начав орудовать граблями, она заметила, что Вито еще немного постоял в нерешительности, потом возобновил обрезку, но уже как-то вяло, явно поглощенный размышлениями о ее женской глупости.
— У парня было восемь невест? — спросил он.
— Если считать меня, да. — Она поежилась, распутывая длинную старую ветку жимолости.
— Не возражаешь, если я спрошу, что, черт возьми, было в нем такого неотразимого, если ему удалось влюбить в себя стольких женщин?
Надежда, что он может испытывать крупицу ревности, умерла, едва родившись. Скорее всего, сейчас он мысленно ругает себя за то, что связался с чересчур осторожной девицей, которая боится провести целую ночь в его постели. Мужчина, разъезжающий на «феррари» и побеждающий в гонках, разумеется, не привык к такому замедленному развитию событий.
— Зачем? Хочешь знать, что надо делать, чтобы я не заарканила тебя и не потащила к алтарю против твоей воли?
Он отшвырнул тяжелый секатор в сторону, прямо на аккуратно подстриженную травку.
— Какого дьявола мне беспокоиться об этом, если всякий раз, когда я приближаюсь к тебе, ты хватаешься за мотыгу или лопату? — Он выхватил грабли прямо у нее из рук и бросил их рядом с секатором, под качели. — Я просто хочу знать, что такого сделал этот парень, чем так завлек тебя, что ты забыла обо всем, даже о своих дорогих инструментах?
Вито неотрывно смотрел в голубые глаза Кристин, изумляясь, что даже сейчас, стоя с ним лицом к лицу, она умудрялась держаться отчужденно. Что есть в ней такого? Почему она вызывает в нем желание преодолеть эту пропасть и притянуть ее ближе к себе? Этот порыв одновременно увлекал и пугал его.
— Он вскружил мне голову всякими романтическими штучками. — Она обхватила себя руками и сунула пальцы в петельки для ремня на шортах. — Сердечки, цветы и все такое. Стихи. Любовные письма. Все эти сентиментальные атрибуты ухаживания, о которых женщины не перестают мечтать, но так редко находят в реальной жизни. Как выяснилось, я была не единственная, кто купился на эту лживую сказочку.
Теперь он почувствовал себя настоящим негодяем. Ее жених-идиот давал ей то, чего она действительно хотела, а он. Вито, что дал ей он? Приятное время в душе? Неудивительно, что она не подпускает его слишком близко. Захотелось протянуть руку, привлечь ее к себе и как-то сгладить эту неловкость, но к чему это приведет? Что он на самом деле может ей предложить, когда истекут последние десять дней лета и он улетит в Германию? Еще один год на автотреке. Еще год той жизни, которую он так долго откладывал, заботясь о братьях и сестре. Да и у Кристин своя жизнь, свой бизнес.
— Ты заслуживаешь сказок. — Это не подлежит сомнению. — И не каких-то там поддельных, а самых настоящих.
Она легонько толкнула качели.
— Очевидно, сказка потому и называется сказкой, что она не настоящая.
— Я не понаслышке знаю, что она существует. — Вито остановил качели.
— Это миф, Вито. — Она прислонилась к качелям с другой стороны. — Это знание далось мне тяжело, поэтому не советую тебе проверять на собственном опыте.
— У моих братьев и сестры есть такая сказка. И у мамы с папой была. — Забавно, как давно он не думал об отношениях родителей. Он был подростком, когда мама умерла при родах Марко и его сестры-близнеца, которая не выжила. Возможно, он предпочитал не думать о семейной жизни родителей, потому что в течение многих последующих лет так было легче. Но сейчас мысли о маме с папой как о семейной паре вызывали у него умиление.
