Тронутая его сердечностью, Эрни смогла только кивнуть, а он, взяв в ладони ее лицо, наклонил голову.
– Без всяких условий, Эрни.
Она попыталась улыбнуться.
– Я буду помнить твое предложение.
Жюль наклонился еще ниже и нежно ее поцеловал.
– Ты необыкновенная, Эрни, ты очень, очень… – страстно прошептал он. – Грэм Фриндли счастливый человек! – Сказав так, он повернулся и медленно зашагал по пляжу.
Эрни посмотрела ему вслед, потом тоже повернулась и пошла обратно. Надела туфельки, внутренне проклиная себя за глупость. В одном Жюль был безусловно прав – она многого не знала о характере мужчин. Только сейчас она стала понимать, каким собственником был Грэм и почему он привез ее сюда. Недаром Жюль настойчиво интересовался, кто владеет виллой… она остановилась как вкопанная, сердце гулко забилось, когда из-за гряды камней возникла тень и направилась прямо к ней. Она глубоко вздохнула и прижала руки к груди, к тому месту, где трепетало сердце.
– Грэм! – вскрикнула она. – Ты до полусмерти напугал меня!
Грэм шел по краю тропинки. В темноте разобрать выражение его лица было невозможно, но в его движениях, походке было что-то такое, что заставило ее остаться на месте. Как долго он находился здесь? – подумала она. Видно ли отсюда место, где она стояла с Жюлем? Сейчас оно было четко освещено луной и отлично просматривалось с точки, где он находился. Она поглядела на Грэма. Теперь было видно, что губы у него сложились в кривую усмешку.
– М-да, – протянул он. – Я видел тебя с Вельером. Очень душещипательная сцена!
От Грэма исходила какая-то угроза, но Эрни почувствовала себя совсем измученной. Руки и ноги стали как ватные. Она не в состоянии была перенести еще одну сцену.
– Грэм, я замерзла и устала, – сказала она и двинулась по тропинке, стараясь обойти его. Но он загородил ей дорогу.
– Не спеши, Эрни. Сначала объясни кое-что.
Она посмотрела на него.
– Мне нечего объяснять…
– Нет, кое-что требует уточнений, – голос его звучал нарочито ласково, однако за этой ласковостью можно было расслышать стальные нотки. – Мне бы хотелось знать, что ты делала с Вельером, когда я оставил тебя на вилле сразу же после того, как ты заявила, что между тобой и этим парнем существует только дружба.
– Я с ним ничего не делала. Я даже не знала, что он находится на пляже. Мы встретились случайно.
– Очень вразумительно! – сказал он. – Могу предположить, что и завтра вечером ты опять встретишься с ним случайно.
Его саркастический тон вызвал у нее дыхательный спазм. В ней начал закипать гнев. Он шпионил за ней! Бесспорно, он видел, как Жюль поцеловал ее, и можно не сомневаться, что простой жест участия вызвал в нем приступ ревности. Сейчас он не поверит ни одному ее слову. Но она готова отдать голову на отсечение, если хоть как-то отреагирует на его утонченные издевательские намеки. Она пропустит их мимо ушей.
С коротким «дай мне пройти», она сделала попытку двинуться вперед, но на этот раз его пальцы сомкнулись на ее запястьях. Он резко повернул ее к себе.
– Нет, так не пойдет! Ты скажешь, что делала с Вельером! Скажи правду, черт тебя возьми, или я не знаю что сделаю…
Его слова как удар поразили ее. Она попыталась вырваться из его рук. Но бесполезно. Он держал ее как в тисках. И, вместо того чтобы освободить, еще сильнее сжал свои пальцы. Она замерла, глядя на него. Грудь у нее высоко вздымалась.
– Отвечай же, что ты делала с Вельером?
– Будто ты не видел! – колко ответила она.
– Эрни! – Его восклицание заставило ее вздрогнуть. Однако гнев разгорелся, и в этот момент ей захотелось ударить его, причинить ему боль, наказать за подозрительность, надменность, за то, как он поступил с Жюлем, с нею.
– Тебе, видимо, доставит удовольствие, что в высказанных тобою подозрениях содержится крупица истины. Так? – взорвалась она. – Только ты не все предусмотрел. Жюль предложил мне свою квартиру в Париже для того, чтобы я переехала туда. Вероятно, я приму его предложение. – Она выбрасывала слова, будто метала камни. Но они встречали стену молчания. – Вот! Ты это хотел услышать? – почти крикнула она. – Теперь ты позволишь мне уйти?
– Помилуй Бог, Эрни. Если бы я думал…
– Мне наплевать, что ты думаешь!
– А если ты врешь?..
– Нисколько! Спроси у Жюля, если не веришь мне. Он любит меня, не то что ты!
Его пальцы так сжали ее запястье, что чуть не сломали кости. Она чувствовала, что он борется с собой так же, как и с ней.
– Ну и что же? – выдохнул он.
Она в упор смотрела на него.
– Что «что же»?
– И ты собираешься? – Голос его был натянут как струна, он нервно дышал. Внезапно гнев Эрни утих. Она задрожала в его руках, резко откинула голову.
– Я отказалась, – произнесла она, прикусив дрожащую губу, прилагая все силы к тому, чтобы он не заметил, как на глаза наворачиваются слезы.
– Эрни… – Его голос звенел от напряжения. Когда же он попытался прижать ее к себе, она, собрав все силы, вывернулась из его рук.
– Дай же мне пройти, черт тебя подери!
– Эрни… – начал он вновь, но она сурово посмотрела на него сквозь пелену слез.
– Поди ты к черту! – И, не ожидая его реакции, она скользнула мимо и чуть не бегом пустилась к вилле.
На следующее утро за завтраком царило молчание. Ночь Эрни провела, ворочаясь с боку на бок, проклиная себя за несдержанность. Она не могла успокоиться до самого рассвета и встала с тяжелой головной болью.
Грэм тоже, видимо, переживал нелегкие часы и сидел за столом, уткнувшись в деловые бумаги. Его чашка кофе оставалась нетронутой. Эрни же залпом опорожнила стакан грейпфрутового сока. В этот момент появилась Луиза, сообщив, что Грэма просят к телефону. Когда он удалился в кабинет, Эрни машинально пробежала глазами по оставленным бумагам.
С тяжелым вздохом она откинулась на спинку стула. О Боже! Все, что случилось, – только ее вина! Что нашло на нее прошлым вечером? Вероятно, в словах Жюля содержалась какая-то правда о Грэме. Но, несмотря на все это, он все же заботится о ней, и ей следовало бы быть помягче, а не набрасываться на него с криками.
Она взяла рогалик; с силой надавливая на нож, намазала его маслом. Но почему именно меня преследует чувство вины? – подумала она. Ведь Грэм шпионил за мной. Он настойчиво старался разрушить ее дружбу с Жюлем. У нее есть все основания злиться. Тот факт, что он был прав в отношении чувств Жюля к ней, а она не права, в данном случае не имеет никакого значения. И все же, почему она чувствует какую-то внутреннюю пустоту, когда вспоминает выражение его глаз там, на тропинке, в прошлый вечер? Почему ее преследует мысль, что, если бы она не нагрубила ему, не убежала бы, это утро могло быть совсем иным?
